Я с удовлетворением примерил на себя и понёс до самого окончания школы печоринский образ лишнего человека.

Мы даже не понимали, как разговаривать с этими «людьми серебряного возраста», потому что мы не за прилавком магазина находимся. Нужно нежно, деликатно. Задачка та ещё.

Он был далеко не бесчувственен, как океан, по которому ходил.

Сколько тайн хранят для меня глубины:
Позабытых писем, драгоценных слов.

Я смотрю вперёд с отрадой,
Что исполнил всё как надо
В этой схватке жестяной…

Писателями рождаются. Так же, как и создание любого текста – стихотворного ли, прозаического ли – это рождение.

Там торжествует безличное «мы», нивелирующее любую частную правду. У Эренбурга эта правда сохраняется.

Традиционный стол помещика среднего достатка был сытным и разнообразным, соединяя общеевропейские и национальные традиции, для него было характерно «обилие жирных и сытных блюд».

Тёмные глазки-пуговочки животного светились блаженством, а в душе спасителя играла радостная музыка.

Отлично помню, как предельно глубокой московской ночью лежал я на спине в средне-глубоком уличном сугробе и держал перед собой журнал «Юность», раскрытый аккурат на тёминской странице…

Ему громко аплодировал Сергей Прокофьев, вызвав неудовольствие Ботвинника. На следующем турнире аплодисменты были запрещены.

Образец стилистики – весьма характерной, точно из снега и хлеба, странное сочетание, да в сказках всё так – волшебно, неповторимо.
Непоправимо?

На мой взгляд, в этих словах нет нравоучительности. В них - любовь и отчаяние. Ведь всё проходит так быстро.