Высоцкий

...Ночь, поле, звезды и ветер. Мчится Русь-тройка во весь опор с цыганами и бубенцами. И этому бегу нету конца и нету края. Но вот, будто доскакала Русь-тройка, нет больше сил, устала мчаться по бездорожью и буеракам, и возница просит, почти умоляет: «чуть помедленнее кони». И такая в этом голосе тоска забубенная, похмелье после угара и поэзия. Возница устал, но что-то кони попались привередливые, не слушают. Недовольно фыркают. И его же, чуть охрипший, словно от простуды голос, будто возница пошел на постоялый двор и просит: «Протопи ты мне баньку по белому.».

Он вспоминает жизнь свою непутевую, совершая «путешествие в прошлое», где его 17 лет на Большом Каретном, вспоминает, как он жил со своей матерью и батей, как он, дворовая шпана, рос. Потом сорвался, затосковал, уехал в Магадан, шоферил, загремел под фанфары, выколол Сталина на правой груди, татуировочку. Эх, жизнь копейка, зека Васильев и Петров зека.

Ну что, возница, где твое детство, где любовь? Или ты всю жизнь любил ту, которая в Париже и ненавидел того, кто с нею раньше был? И вот жизнь течет, как застолье, кругом клоуны ли, братья — разбойники, или те, в болоньи, которые у входа, то ли опера, то ли друзья, не понять, не разглядеть. Жизнь как будто обложила его, как волка. И выхода нет. Только любовь и осталась, как память, только огромное поле любви. И посреди этого поля — он, Высоцкий, единственный и неповторимый.

Маленький человек с большой гитарой и кровоточащей любовью ко всем униженным и оскорбленным раной…