Мастера слова знают, что нет ничего более вечного, чем слово, но нет и ничего более смертного. Слово в языке, рождённое много тысячелетий назад, практически бессмертно, благодаря обычным людям, народу, этносу, передающим его из уст в уста, из поколения в поколение.

            Но слово, это всегда не просто звукоизвлечение. Это эмоция, настолько сильная по своему воздействию, что архаичные люди приписывали ей волшебные свойства. Возможно, потому что слова и звуки, наполненные человеческими эмоциями, всегда влекут за собой события или действия. Которые, тем не менее, писатель может и должен предугадать.

            Как это возможно? Вопрос философский, возможно, математический, спиральный, но попробуем ответить.

            Если мы будем мыслить не сиюминутно, а эонически, то есть большими временными отрезками, длиной не в века, а в тысячелетия, в десятки тысячелетий, позволяющими слову быть бессмертным, то мы определяем значение слова – Логоса, не как бытуйствующий предмет, определяющий его временные рамки существования, выступающий семиоматическим эквивалентом времени, а как способ построения картины мира, подчиняющейся архетипам мифа, спроецированным как на христианскую модель сознания, так и на новейшие феменологические идеи.

            Современные вещи, которые мы используем в быту, обозначаемые словами, имеют историческую память и помнят о бытовых трансформациях, которую они пережили в веках, о своих эонических архетипах. Мы синхронно существуем во времени, как в эонической вечности, реализуемой в аллюзиях современного интертекста.

            Слово рождается, чтобы тут же умереть, погаснуть навечно. Всё, что мы произносим или произнесём, тут же переносится в прошедшее время, уже было, прозвучало и затихло.

            Слово, произнесённое в прошлом, в эоническом континууме, уже содержит в себе и прошлое, и будущее, и настоящее.

            Поиски мифологического сходства, исторических аналогий в текстах находят способы разъяснения настоящего и угадывания будущего.

            Как говорил О. Мандельштам: «Часто приходится слышать: это хорошо, но это вчерашний день. А я говорю: вчерашний день ещё не родился. Его ещё не было по-настоящему. Я хочу снова Овидия, Пушкина, Катулла, и меня не удовлетворяет исторический Овидий, Пушкин, Катулл».

            Мандельштам не разделяет временной эонический поток на будущее, настоящее и прошлое. Все явления жизни в его рассуждениях уже были и имеют свой черновой слепок в эоническом времени.

            И это, действительно так. Но как это понять?

            В эпоху эмоциональных потрясений понятия о времени у писателей, поэтов, всегда эволюционируют, стираются его границы, преображаются в туманности, неопределённости. Архетип эонического времени становится центральной темой лирической медитации.

            Сравните, например, стихи П. Когана и Г. Шпаликова.

            «Есть в наших днях такая точность,

            Что мальчики иных веков

            Наверно, будут плакать ночью

            О времени большевиков.

            И будут жаловаться милым,

            Что не родились в те года,

            Когда звенела и дымилась

            На берег рухнувши вода…

            Они нас выдумают снова –

            Косая сажень, твердый шаг –

            И верную найдут основу,

            Но не сумеют так дышать…» (П. Коган).

            «По несчастью и к счастью:

            Истина проста,

            Никогда не возвращайся

            В прежние места.

            Даже если пепелище

            Выглядит вполне,

            Не найти того, что ищешь

            Ни тебе, ни мне…

            Путешествие в обратно

            Я бы запретил.

            И прошу тебя, как брата,

            Душу не мути…»

           (Г. Шпаликов).

            Сравните стихи А. Ахматовой и У. Шекспира:

            «Даль рухнула и пошатнулось время,

            Бес скорости стал пяткою на темя

            Великих гор и повернул поток,

            Отравленным в земле лежало семя,

            Отравленным бежал по веткам сок».

           (А. Ахматова).

            «Каким докучным, тусклым и ненужным

            Мне кажется всё, что ни есть на свете!

            О, мерзость! Это буйный сад, плодящий

            Одно лишь семя; дикое и злое

            В нем властвует…»

           (У. Шекспир, «Гамлет». Пер. М. Лозинского).

            Сопоставьте с текстом о времени в древнем русском тексте «Слова…».

            «…Увяла трава от жалости.

            Наклонились деревья от печали.

            Невесёлая, уж, братцы, пора пришла:

            пала в пустыне сила многая.

            Возстала обида Даждь-Божьим внукам.

            Она взступив девою на землю Троянову,

            Возплескала крыльями лебедиными,

            На синем море у Дону купаючись,

            Разбудила времена тяжкие…»

           («Слово о полку Игореве»).

            Будущее у Стругацких проецируется, как прошлое, свободное в течении эонического времени, метонимически отождествлённое с современностью.

            «Останемся гуманными, всех простим и будем спокойны, как боги. Пусть они режут и оскверняют, мы будем спокойны, как боги. Богам спешить некуда, у них впереди вечность…» (Братья Стругацкие «Трудно быть богом»).

            В концептах эонического времени в индуцировании недавнего прошлого в будущее у Когана, его гарантов последующего возрождения; в противопоставлении гармонического прошлого трагическому амбивалентному настоящему, определяющему будущее у Шпаликова и в древнем «Слове о полку Игореве»; в  гамлетовском осознании распада будущего времени, в его воссоздании в демоническом варианте; в противопоставлении эсхатологического гибельного потока настоящего и апокалипсического времени у Ахматовой; в фэнтазийной средневековой эсхатологически-энтропийной действительности будущего, в воссоздании новой космогонии у Стругацких  –  есть общая  составляющая эсхатологических мифов древности –  гибели мира и его возрождении через смерть, возвращение к изначальному дородовому состоянию, в состояние безликого хаоса, не имеющего временных границ и деления на прошлое, настоящее и будущее.

            В обстоятельствах потрясений общества концепт времени меняется и вместе с ним меняется основная цель слова – Логоса – влиять на настоящее.

            Итак, на примере вышеизложенных текстов, мы видим связи слов в эонически беспредельной среде развития языка и понимаем их древний вес в художественном тексте.

            Все известные авторы умело скрещивали внешние эонические реалии с бытовыми переживаниями, выступая в роли пророков. Потому что всё, что мы произносим, было произнесено до нас миллионы раз.   

            Было выткано полотно Арахны, бросившей вызов древним богам; Ясоном камнями было засеяно поле и съедены тела его детей, приготовленные преданной им Медеей;  Геракл убил свою семью; Одиссей вернулся  к Пенелопе после гибели Трои; Сократ выпил яд; Гамлет сошёл с ума; Данте спустился в Ад; Локи ведёт свой вневременной корабль мертвецов; Леди Макбет Мценского уезда расправилась с соперницей; Печорин бросил княжну; Каренина рассталась с жизнью из-за любовника; чёртово полено стало настоящим мальчиком; доктор Ватсон и Шерлок Холмс победили собаку Баскервилей; профессор Преображенский пересадил собачье сердце; Ремарк отдал жизнь взаймы; Давыдов поднял целину; мальчик со шрамом на лбу победил зло – всё было сказано, написано и повторено неоднократно.

            Остаётся только понять: опираясь на вышесказанное об эоническом значении слова в языке, об эсхатологической философии развития человечества во времени, сопровождающей всю мировую художественную литературу, что можете написать вы и сможете ли стать «пророком в своём Отечестве»?

            16 апреля 2024 г.

            Бангалор, Индия