В пьесе Антона Павловича Чехова «Чайка» ельчанин всегда обращает внимание на диалог Треплева и Нины Заречной из четвёртого действия:
«Нина. Завтра рано утром ехать в Елец в третьем классе… с мужиками, а в Ельце образованные купцы будут приставать с любезностями. Груба жизнь.
Треплев. Зачем в Елец?
Нина. Взяла ангажемент на всю зиму».
Почему же всё-таки Чехов отправляет Нину Заречную в Елец?
Конечно, в Москве Елец знали.
Крупный центр торговли, особенно хлебной. Город, окружённый россыпью дворянских усадеб. Например, под Ельцом было имение братьев Жемчужниковых — авторов Козьмы Пруткова, в селе Архангельском жил известный театрал Танеев, о котором писал, как о большом оригинале, знаменитый бытописатель XIX века Пыляев…
Лев Толстой поселил родственницу Пьера Безухова (старшую княжну) в елецком имении Пьера:
«После своего освобождения из плена он [Пьер] приехал в Орёл и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал в Орле три месяца <…> Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, — Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним».
Усадьбу Толстого, Ясную Поляну, Чехов впервые посещает в августе 1895 года. Елец рядом. Настолько близко, что И. А. Бунин (елецкий помещик) писал в «Жизни Арсеньева»: «Вчера, говорят, мимо нас прошла по большой дороге в отъезжее поле чья-то охота вместе с охотой молодых Толстых. Как это удивительно — я современник и даже сосед с ним!»
Под Ельцом располагалось и великолепное имение Стаховичей Пальна-Михайловка — один из центров культурной, общественной и социально-экономической жизни Елецкого уезда и Орловской губернии. В 1902 и 1916 годах у Алексея Александровича Стаховича в Пальне-Михайловке гостил К. С. Станиславский, а Олег Ефремов (по слухам), став руководителем МХАТа, планировал построить на берегу Пальны Дом отдыха для актёров театра.
Елец нельзя было миновать и в путешествиях из Москвы в южном направлении: на Дон, к Азовскому морю, на Кавказ.
Елец упоминается Пушкиным в «Путешествии в Арзрум» — («до Ельца дороги ужасны»).
Вполне возможно, что Антон Павлович Чехов был знаком с очерками Василия Ивановича Немировича-Данченко о Ельце 1885 года.
Кроме этого, следует отметить, в Ельце бунинского и чеховского времени была активная театральная жизнь. Гастролировали столичные и провинциальные актеры, ставились и любительские спектакли. С Ельцом связаны известные и знаменитые имена русского театра. Таким образом, ангажемент Нины Заречной в Ельце — типичный пример из жизни актрисы того времени. Причём для провинциального актёра чеховского времени, играть в Ельце было удачей.
Приведём отрывок из «Хрестоматии по истории русского театра XVIII и XIX веков» под редакцией Г. И. Гоян (Ленинград–Москва, 1940):
«Сейчас нам трудно даже себе представить, как важно было в то время молодому (да и всякому) актёру попасть в такое дело, где вопрос денежных расчётов не имел решающего значения. Но хороших, культурных антрепренёров было мало, и подавляющее большинство из нас было вынуждено итти в кабалу к случайным людям, которые видели в театре только средство лёгкой наживы, не требующей особых знаний и умения вести дело, или к дельцам, поставившим его прочно, но с оглядкой только на кассу и выжимание лишней копейки из бесправного актёра.
У актёра — ловкого дельца — завелась тысчонка-другая. Пробует счастье, “снимает город”. “Снял” Орёл, Курск, — идёт слух о “делах” Надлера, Пыхтеева, Биязи. Они собирают это “дельце” на московской актёрской бирже — торгуются, сбивают цифры, обещают золотые горы, дают грошовый аванс. Плохо начатое дело кончается обыкновенно среди сезона. Нужда заставляет актёров продолжать “дело” на марках. Как-нибудь просуществуют до поста, а там опять московская биржа, опять скудные получки, опять марки, и так до бесконечности. Счастлив тот из несчастливцев, кто попадает в Елец к Жамсону. У того жалованье поменьше, но зато верное получение его… и подарочек в бенефис получат, приедут на биржу и прославляют Жамсона и Елец.
Жамсон был исключением среди антрепренёров, которые, обыкновенно, арендовав театр в небольшом городе, привозили туда дешёвую труппу, проводили ужасающий репертуар, должали, прижимали актёра и, в конечном итоге, удирали, оставляя на произвол судьбы и театр, и труппу. Жамсон знал городок, в котором, как он говорил, “насаждал искусство”. Был всегда в границах бюджета, дружил с актёром, аккуратно расплачивался и на бирже появлялся с высоко поднятой головой» (Синельников Н. Н. Шестьдесят лет на сцене. Харьков, 1935. С. 115–119).
Весь 1895 год — год работы над «Чайкой» — Елец различными ассоциативными путями приходил к Чехову.
1895–1896 годы — работа над «Чайкой».
1895 год — личное знакомство Бунина и Чехова.
1895 год — поездка Чехова к Толстому в Ясную Поляну.
1895 год — знакомство Станиславского и Стаховича.
1895 год — умер Лесков.
Елец неоднократно упоминается у Н. С. Лескова (рассказы «Несмертельный Голован», «Грабёж», повесть «Очарованный странник» и др.), творчество которого высоко ценил Антон Павлович.
Лесков умер в феврале 1895 года. Чехов нередко лечил своих друзей и знакомых. Несколько раз он навещал больного Лескова. Чехов определил у писателя порок сердца и заболевание почек. Фраза: «Вы наступили на мою самую любимую мозоль» — была одной из часто повторяемых Лесковым, когда кто-либо начинал говорить с ним о неприятной для него теме. Чехов вложил эту фразу в уста Тригорина в пьесе «Чайка»: «Вы, как говорится, наступили на мою самую любимую мозоль, и вот я начинаю волноваться и немного сердиться».
Ещё один заметный человек из театрального мира, который мог вызывать у Чехова ассоциации с Ельцом, это елецкий помещик Алексей Александрович Стахович. Блестящий офицер, участник русско-турецкой войны 1877-–1878 годов, адъютант московского генерал-губернатора и — завзятый театрал. В 1895 году Стахович знакомится со Станиславским и театром Общества искусства и литературы (будущий МХТ), которому начинает оказывать всяческую поддержку (в основном, материальную). В 1902 году Алексей Александрович становится одним из пайщиков театра, а в 1907 году одним из директоров. В том же году он выходит в отставку в чине генерал-майора. Во МХАТе Стахович ведёт класс «манер, выправки, костюма и светского поведения».
Марина Цветаева вспоминала уроки Стаховича. Например, он советовал барышням: «Если вдруг на улице спустится чулок и что-нибудь развяжется… с кем бы вы ни шли — спокойно отойти и, не торопясь, безо всякой суеты, поправить, исправить беспорядок… ничего не рвать, ничего не торопить, даже не особенно прятаться: спо-кой-но…»
Хочется озвучить ещё один совет Алексея Александровича: «Действовать нужно всегда спокойно и с достоинством, не заискивая перед высшими и не боясь показаться простым перед низшими. Нет позора в трудном положении, позор тому, кто не пытается его исправить. И, наконец, самое важное, достичь элегантности можно, только усвоив, что этикет, имидж, мода призваны сделать жизнь человека легче и красивее, а не закабалить его».
С 1911 по 1919 год Стахович — актёр МХТа, в это время он снимется и в кино. Алексей Александрович похоронен на Новодевичьем кладбище. Его архив хранится в музее МХАТа.
В письме Софьи Андреевны Толстой ко Льву Николаевичу соединяются и 1895 год, и театр, и Стаховичи, и Елец, и Толстой.
«Москва. 26 октября. 1895 г. Вечер.
…Он [Стахович Михаил] весь полон “Властью тьмы”. Не ест, не спит, ставит её в Ельце, приходит в самый экзальтированный восторг, вдаётся даже в пафос…»
Но, конечно, главное, что связывает Чехова с Ельцом, — это Бунин.
Их знакомство состоялось 12 декабря 1895 года в Москве. Бунину было 25 лет, а Чехову — 35. Четырнадцатого декабря Бунин дарит Чехову оттиск рассказа «На хуторе» с надписью: «Антону Павловичу Чехову в знак глубокого уважения и искреннего сердечного расположения. Бунин». С этого времени писателей связывало чувство искренней душевной дружбы.
Переписка между Буниным и Чеховым началась ещё раньше, в январе 1891 года. Двадцатилетний Бунин, начинающий писатель, обратился к Чехову с просьбой дать оценку его произведениям.
Первое письмо Бунина (без даты).
«…Вы самый любимый мной из современных писателей, и так как я слыхал от некоторых моих знакомых [харьковских], знающих Вас, что Вы простой и хороший человек… к Вам я решил обратиться…»
Первое письмо Чехова к Бунину (от 30 января 1891 года):
«Милостивый государь Иван Алексеевич!
Простите, что я так долго не отвечал на Ваше письмо. Я был в Петербурге и только сегодня вернулся в Москву.
Очень рад служить Вам, хотя, предупреждаю, я плохой критик и всегда ошибался, особенно когда мне приходилось быть судьёю начинающих авторов. Присылайте мне Ваши рассказы, но только не те, которые уже были напечатаны.
Готовый к услугам
А. Чехов.
Москва, М. Дмитровка, д. Фирганг».
Сохранилось четырнадцать писем Чехова к Бунину и семнадцать писем и телеграмм Бунина к Чехову.
Они высоко ценили друг друга как писателей, и по-человечески им было друг с другом легко и интересно. Бунин был талантливым рассказчиком, и Антон Павлович обожал его устные импровизации. Марк Алданов писал: «Бунин всегда говорил превосходно. Искусство рассказчика у него дополнялось даром имитатора. Когда он бывал в ударе, просто нельзя было не заслушаться» («Бунин без глянца»).
Чехов из Ялты в письме к Ольге Леонардовне: «Здесь Бунин, который, к счастью, бывает у меня каждый день». «Он [Чехов] требовал, чтобы Иван Алексеевич бывал у него с утра ежедневно», — вспоминала В. Н. Муромцева-Бунина. Сам Бунин в своей рукописи «О Чехове» писал: «Необыкновенно радовался он однажды, когда я рассказал ему, что наш сельский дьякон до крупинки съел как-то на именинах моего отца фунта два икры. Этой историей он начал свою повесть “В овраге”» (фунт — 454 грамма. — А. Пискулин)».
Без сомнения, Чехов знал Елец по рассказам Бунина, и то, что Чехов отправил Нину Заречную в Елец, по прошествии времени звучит как привет «господину Букишону» от «господина Чехонте».
Константин Паустовский назвал Елец «бунинским городом». Для современников Бунина именно Елец, вне всякого сомнения, был родиной Ивана Алексеевича.
Порой встречаются в жизни неожиданные переплетения событий, имён, ассоциаций, в которых чувствуется и смысл, и цель.
В «Повести о жизни» Паустовского маленький фрагмент в рассказе «Сырой февраль» объединил имена Тургенева, Чехова, Бунина. В 1917 году Паустовский работал журналистом в Москве, и в редакции «возникла идея — послать [его] в глухой уезд, чтобы написать, о чём думают сейчас в тургеневской России».
«Начали соображать, куда бы поехать, где найти поближе к Москве самый глухой уезд.
При разговоре присутствовал известный театральный критик и знаток Чехова, кротчайший Юрий Соболев. <…>
— Чехов писал, — сказал Юрочка, — что воплощением российской дичи был для него городок Ефремов Тульской губернии. Это где-то под Ельцом. Кстати, тургеневские места. Ефремов стоит на реке Красивая Меча. Помните “Касьян с Красивой Мечи”. Вот и поезжайте туда».
В очерке «Иван Бунин» Паустовский написал: «Тогда, в Ефремове, вошла в меня бунинская Россия и завладела мной надолго. Елец был рядом. Я решил съездить туда и посмотреть этот бунинский город».