1

Дед Лунь раньше был директором совхоза Васильки. А нынче он пенсионер, рыбак и гармонист.

Васильки — обычный посёлок, каких тысячи по всей России, он не захирел, не заглох, как большинство в стране после развала Союза, а выжил вопреки всему. Особенную роль тут сыграл Павел Иванович Лунёв, человек с твёрдым характером и железной волей. Народ в те смутные 1990-е мог спиться, но не спился. Лунёву удалось сохранить всё, чем жили сельчане, — животноводческую ферму, сельхозугодья, технику, пасеку, а главное, не дал разбежаться специалистам — водителям, трактористам, комбайнерам, дояркам. Только любовь к родной земле и людям, с которыми делил он и радость, и печаль, не давала ему опускать руки.

Его жизненным кредо было — не ждать, а действовать. Он организовал в селе переработку мяса и молока, построил теплицы по выращиванию овощей, открыл торговые ларьки в областном городе и даже в самой Москве. Щедрая земля давала обильный урожай пшеницы, гороха, гречихи, картофеля.

Молодёжь в те годы подалась в город за лучшей жизнью, но большая часть вернулась, уверовав, что лучшего места, кроме как малая родина, нет.

В общем, в Васильках жизнь наладилась. Улицы заасфальтировали, построили новую школу, детсад, медпункт, библиотеку. А со строительством нового клуба вышла заминка, да и народ прикипел к старому, возведённому ещё в стародавние времена, деревянному, добротному и просторному. Там проводились все мероприятия: собрания, концерты местной художественной самодеятельности, показывали кино.

Павел Иванович со своей супругой Ириной Герасимовной воспитали пятерых детей — старший Андрей, потом шли дочери Светлана, Катерина, Вероника и последыш-сын Иван. Все выучились, вернулись в Васильки, обзавелись семьями.

Постарев, Павел Иванович передал дела своему сыну, Лунёву-младшему — Андрею. Андрей окончил столичный вуз на историка, несколько лет проработал в Васильках директором школы. Он унаследовал от отца житейскую смекалку, навыки хозяйствования и талант ладить с людьми. Поэтому немудрено, что сельчане на общем собрании с радостью выбрали его главой Васильков.

2

Павел Иванович, уйдя на покой, занялся гармонью, которой увлекался ещё в юности. Достав инструмент из футляра, он вытер его фланелью и пробежался пальцами по пуговкам клавиш. Сначала вышло неуклюже, но потом пальцы приноровились, забегали шустро, выдали знакомое: «Ой, рябина кудрявая». Вот же как! Всё вспомнилось! Ирина Герасимовна всплакнула даже, вспомнив былое, присела рядом с мужем и затянула:

Вечер тихий песнею

Над рекой плывёт.

Дальними зарницами

Светится завод.

Где-то поезд катится

Точками огня,

Где-то под рябинушкой

Парни ждут меня.

Ой, рябина кудрявая —

Белые цветы,

Ой, рябина-рябинушка,

Что взгрустнула ты?

Павел Иванович был высокого роста, носил бородку. Бородка его и голова поседели до цвета серебра, отчего народ дал ему ласковое прозвище — дед Лунь.

Дед Лунь осваивал на гармони всё новые песни, верней, наигрывал старые, своей молодости, вспоминал с огоньком, не просто играл, а импровизировал, придавая мелодиям своеобразную окраску.

А ещё он ходил на речку — нравилось ему сидеть там с удочкой на бережку и думать. Думалось ему о прошлых летах, людях, с которыми съел не один пуд соли, иные уже ушли, мысленно просил у них прощения, если кого, случаем, обижал. И о молодой поросли думал, у которой своя дорога в этой большой жизни.

3

Познакомился дед Лунь, однажды на реке с другим рыбаком, Сашкой, двадцатитрёхлетним чернявым пареньком-цыганом. В былые времена дед Лунь знал по именам всех мальчишек и девчонок на селе, не говоря уже о взрослых.

За удочкой они беседовали, и выудил дед Лунь у Сашки его историю: жил тот сызмальства в таборе, а потом, видя в мальчишке тягу к знаниям, отец отдал сына в семью брата, проживавшего оседло в городке. Сашка окончил восьмилетку, а затем и профтехучилище, выучился на тракториста. В Васильках он уже второй год работал механизатором, в страду жал урожай на полях, ему даже директор Лунёв-младший вручил за самоотверженный труд грамоту. Жил Сашка в общежитии.

Чтобы цыган не танцевал цыганочку, такого быть не может, думал дед Лунь. И выведал он у Сашки, что тот, и правда, танцует, а ещё знает множество цыганских песен, играет на гитаре.

— А давай, Санька, мы вдвоём сбацаем разок в клубе номер! — предложил дед Лунь. — Ты станцуешь цыганочку, а я тебе сакомпанирую на гармони.

— О нет! — замахал руками Сашка. — Прилюдно не хочу!

— Ты не спеши отказывать, — дед Лунь налил ему в кружку чай из термоса. — Вот, попей, старушка моя заварила из трав.

Сашка отпил чаю. Молвил:

— Вкусный.

— А мне станцуешь? — всё не унимался дед Лунь.

— Тебе станцую, — согласился парень.

— Вот и договорились, — обрадовался дед Лунь. — Во вторник… нет, в среду, вечерком приходи в клуб. А я с гармонью там буду. Подойдёшь?

— Подойду.

Они поговорили ещё о том о сём и свернули удочки. Улов их был не богатый, старик поймал два карася и столько же Сашка. Дед отдал ему свои рыбёшки, сказав:

— Нам с женой на один зуб, а ты сваришь себе уху.

— А может, ты заберёшь? — возразил было Сашка.

— Нет. Это разве рыба, одно баловство.

Они зашагали в сторону села.

— А у тебя на примете есть девушка? — спросил дед Лунь.

— Так… — пробормотал Сашка.

— Я свою Иринку в молодости, знаешь, чем взял? Гармонью. И характером, конечно. У неё много ухажёров было, мне драться приходилось, как без этого? Но гармонь немаловажную роль сыграла. А как твою девушку-то зовут?

— Марийка, — произнёс Сашка, краснея.

— Постой, это чья дочь? Не Антона Семёныча, пасечника?

— Нет. Агротехника, Григория Дмитриевича Ильина.

— А, понял. Она, кажется, помощница фельдшера в нашем медпункте?

— Верно, она.

— Симпатичная девушка.

— Я её прошлой осенью увидел, когда руку поранил. Она перевязывала. Трижды к ней в медпункт приходил на перевязку и молчал, слова в горле застревали.

— Ну, ты даёшь! — удивился дед Лунь. — Пригласил бы её куда-нибудь, в кино, на танцы, то бишь, дискотеку. Мужчина должен бороться за своё счастье! А как иначе? Иди завтра же… нет, сегодня, и подари ей цветы.

— А если это…— засомневался Сашка. — Если откажется взять?

— Тогда ты хотя бы будешь знать!.. Нет, не откажется. Все девушки любят цветы. Так, пойдёшь?

— Не знаю…

— А кто знает? Будь же смелей!

4

В среду вечером дед Лунь загодя пришёл в клуб, отыграл репетицию с хором. Его не так давно привлекли к общественной работе, и он не отказал. Художественная самодеятельность готовилась к предстоящему концерту на 1 Мая — Дню международной солидарности трудящихся. Так повелось, что народ в Васильках отмечал все старые праздники, — 7 Ноября, 23 Февраля, 8 Марта, 1 Мая, не говоря уже святое 9 Мая — День Победы.

В хоре вместе с поселковыми работницами пела и Марийка, медсестра. Дед Лунь глянул на неё — хорошенькая, статная, круглолицая, синеглазая, с русой тугой косой.

Вскоре появился Сашка, с перекинутой через плечо сумкой. Он тотчас стушевался, увидев много людей и среди них Марийку.

Дед Лунь поспешил парню навстречу.

— Я и сам не знал, что сегодня репетиция, — молвил он извиняющимся тоном. — Мы уже закончили. Раз так обернулось дело, пусть и другие посмотрят твою цыганочку, а?

Сашка некоторое время молчал, затем слегка нахмурился, сказав:

— Что ж, чему быть, того не миновать!.. Мне бы переодеться.

— Пошли!

Дед Лунь завёл его в небольшую комнату, где на стенах висели духовые инструменты. Сашка кинул на стул свою сумку, достал одежду.

— Ну, ты как, виделся с Марийкой? — поинтересовался дед.

— Нет, — ответил Сашка.

— Почему?

— Она отлучилась куда-то, я положил цветы ей на стол.

— Гм…

— Там была санитарка, я сказал ей, что цветы для Марии.

— Ну, это ещё ничего. Давай. Я буду в зале.

5

Участники хора — дюжина сельчан, среди них несколько мужчин, остальные женщины — не спешили расходиться, дед Лунь жестами руки дал понять им, что сейчас будет представление и, усевшись на табурете, перебирал на гармони тональность музыки, которую предстояло ему играть.

Сашка вышел, преобразившись, на нём были чёрные шаровары и бордовая атласная рубашка навыпуск, подпоясанная тесёмкой.

— Добро, — кивнул дед Лунь, оглядев парня. — Что, начнем?

— Давай, — сказал Сашка.

И заиграл дед, и пошёл Сашка, выпрямив спину, чуть подгибая колени, выстукивая слабо каблуками туфель, левая рука у талии, правая у плеча. Подобрался к середке зала, тряхнул курчавой смоляной головой, ноги его застучали громче. Резво пела гармонь, дед Лунь своей игрой подстраивался под движения Сашки. А тот на кураже вскидывал голову, выгибаясь в струнку, затем смахнул тонкими пальцами прядь со лба, чуть присел, продолжая выстукивать ногами рисунок танца. Черты лица его, освещённые светом электричества, уже не были бледны, а покраснели слегка, сделались строгими, а огромные глаза, иссиня-чёрные, глядели высоко, будто за стены клуба. Затем он всем телом устремился вверх, словно хотел взлететь на небо птицей-жаворонком, и вновь опустился, закружил, наращивая темп, зачастил ногами, и в концовке танца застыл, опустившись на одно колено и разведя руки в стороны.

Публика, во все глаза наблюдавшая за этим необычным представлением, дружно захлопала. А Сашка выпрямился и убежал в свою комнату, опустился там на стул, переводя дух. По лбу его катился пот. Зашёл дед Лунь, бросил, не скрывая радости:

— Ох, и молодчина ты, Санька! Удружил, обрадовал старика! И люди в восторге! Ты видел?!

— Чего там, — буркнул Сашка. — Обыкновенно станцевал.

— В том-то и дело, что необыкновенно! Зина Игнатьева, руководитель самодеятельности, говорит, что непременно зачислит тебя в группу.

— Ещё чего!

— Давай, переодевайся. Пойдём ко мне домой, чайку попьём.

— Нет, спасибо! Мне рано с утра трактор чинить. К себе пойду.

6

На улице уже стемнело, горели фонари. У крыльца клуба Сашку поджидала Марийка.

— Привет, Саша! — окликнула парня девушка.

— Привет! — ответил Сашка.

Они пошли рядом.

— За цветы спасибо! — сказала Марийка.

— Понравились? — спросил Сашка.

— Да. А где ты взял колокольчики с ландышами? Я их нигде ещё не встречала.

— Есть места. В роще у реки.

— Правда?

— Хочешь, покажу?

— Хочу. Только в выходной, в будни я занята.

— Ладно.

— А ты хорошо танцуешь, — похвалила Марийка. — Не знала я.

— Да нет, — возразил Сашка. — Спонтанно всё вышло, без подготовки.

— Правда, здорово, — сказала Марийка. — Я на телефон танец записала. Хочешь, скину запись тебе?

— У меня нет телефона, — признался Сашка.

— Почему?

— Так. Привык без него обходиться.

Помолчали.

— Только ты, Саша, не обижайся, — нарушила молчание Марийка. — Парень есть у меня, Василий, он в армии служит.

— Любишь его? — спросил прямо Сашка.

— Не знаю… Хочу, чтобы всё честно было. Вернётся осенью, тогда известно станет. Он и с Галинкой, моей подругой, переписывается. По-дружески. Мы все вместе праздники встречали, ходили в походы. У нас большая компания была. А ты где раньше жил, где учился?

— Ничего интересного, — Сашка коротко поведал о своей жизни в таборе и в семье дяди в городе.

А ещё он рассказал, что любит читать, и особенно ему нравятся стихи Есенина, и мечтает однажды побывать на родине поэта в селе Константиново, что в Рязанской области.

— Мне он тоже нравится, — сказала Марийка. — И песни на его слова нравятся, романсы. «Я по первому снегу бреду», «Цветы на подоконнике», «Клён ты мой опавший», «Не жалею, не зову, не плачу».

— Да, — согласился Сашка. — Жаль, совсем молодым умер. Тридцать лет. Сколько ещё мог бы написать!

— А у тебя есть мечта, Саша? — спросила Марийка.

— Есть, как у всех, — ответил парень.

— Какая? Самая заветная.

— Жениться на девушке, которую люблю. Воспитать с ней детей, дать им хорошее образование. Чтобы они любили страну, наши просторы, поля, реки. Ведь всего этого нигде больше нету.

— Ну а для себя что бы ты хотел? Чего хотел бы достичь?

— Мне техника нравится. Смотришь на трактор издали, стоит железный, вроде как груда металла. Подойдёшь, ветошью протрёшь, постукаешь, а он и голос подаёт, как живое существо, и норов свой показывает.

— А ты, наверное, и поёшь, Саша? — полюбопытствовала ещё Марийка.

— Так, маленько.

— Не скромничай. Спой мне что-нибудь?

— Спеть? Сейчас?

— А что… Вон, присядем.

Они сели на скамейку у изгороди, возле чьего-то дома.

Сашка уже совсем не волновался, как это было поначалу. На улице ни души, горели окна в домах позади и через дорогу. И Сашка запел негромко.

Отговорила роща золотая

Берёзовым, весёлым языком,

И журавли, печально пролетая,

Уж не жалеют больше ни о ком.

Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —

Пройдёт, зайдёт и вновь покинет дом.

О всех ушедших грезит конопляник

С широким месяцем над голубым прудом.

Дома в округе своими светящимися окнами словно приближались, прислушиваясь к романсу, и вновь отдалялись. И поблёскивала фиолетово речка вдалеке, а за нею темнел лес. И туда доносилась песня.

Стою один среди равнины голой,

А журавлей относит ветром в даль,

Я полон дум о юности весёлой,

Но ничего в прошедшем мне не жаль.

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,

Не жаль души сиреневую цветь.

В саду горит костёр рябины красной,

Но никого не может он согреть.

Марийка смотрела в сторону тёмных берёз неподалёку, над которыми зажглась в небе звёздочка. Что вспомнила девушка в эту минуту? А парень продолжал петь тихим тенорком.

Не обгорят рябиновые кисти,

От желтизны не пропадёт трава,

Как дерево роняет тихо листья,

Так я роняю грустные слова.

И если время, ветром разметая,

Сгребёт их все в один ненужный ком…

Скажите так… что роща золотая

Отговорила милым языком.

Закончил петь Сашка, он не заметил, как девушка украдкой вытерла с щеки своей слёзы. Наступила тишина, какая бывает только в этих краях, напоённая чистым воздухом полей и диких трав.

— Ну всё, Саша, — молвила Марийка. — Мы уже пришли, вон там мой дом. Пойду. Спасибо тебе за чудный вечер!

— И тебе спасибо! — сказал Сашка.

— А мне-то за что?

— За всё!

Они расстались. Сашка шагал в обратную сторону, невидимая тяжесть с души его, одолевавшая все долгие месяцы, свалилась, теперь он ощущал на сердце светлую грусть.

6

Время в Васильках летело быстро, а порой замедляло свой ход, давая людям оглядеться на пройденный путь, и только речка Камелька, зигзагом опоясывающая посёлок, не зная устали, несла свои воды вперёд.

Сельчане, как это завелось, осенью, когда с полей убрали урожай, всем гуртом дружно возвели для молодых сруб. Из общежития Сашка перенёс в новый дом только книги, гитару и портрет поэта Есенина.

И была свадьба. И дед Лунь играл на своей гармони. И народ плясал. И танцевали счастливые Сашка с Марийкой. С радостью поглядывала на них приехавшая цыганская родня Сашки и тоже веселилась.

2023