Иванов А. На двух досках. Роман // Звезда. 2022. № 11–12.

            «Да, хорошая европейская заваруха может получиться. Особенно раздражала Польша. Вообще не было такой страны — хоть на карте, хоть где. Была часть России, был генерал-губернатор, и был там порядок. А теперь что ни переговоры, то Польша да Польша».

            Не правда ли, очень знакомо и современно звучит. И Польша многих раздражает, и заваруха ещё вполне может получиться, да такая хорошая, что мало не покажется ни тем, кто «за», ни тем, кто «против». Вот не зря говорят, что всё повторяется, то ли по спирали, то ли по параболе, то ли по прямой. И прямая эта проходит сквозь время, нанизывая нас, как бабочек, на вечной событийной витрине. А бабочкам кажется, что всё впервые, что «никогда такого не было, и вот опять». Бабочкам простительно, но и люди от них далеко не улетели. Всё повторяется. Аналогии зримые и явные. И приведённый отрывок из романа Алексея Иванова «На двух досках», появившегося недавно в журнале «Звезда», это только подтверждает. Ведь основное действие в книге развивается в конце 1930-х — начале 1940-х годов прошлого века. А сквозняк времени гуляет вдоль страниц такой, что порой неотличим от сегодняшних ураганов.

            «Они что, собираются свою политику в Европе вести? Вот вам! — Сталин переложил трубку из правой руки в левую и показал Польше, занимавшей на карте изрядное место, кукиш. — Вот вам, а не самостоятельная политика!.. На Гитлера рассчитывают! Подождите, Гитлер вам ещё покажет!»

            Неужто повторится, и всё начнется снова? Одни и те же лица, всё то же — слово в слово.

            Мгновения, как пули — семнадцать — восемнадцать… Партайгеноссе Мюллер вновь просит нас остаться.

            И Гитлер показал, И Сталин… И мир содрогнулся, а для десятков миллионов людей эта дрожь оказалась смертельной. И вроде все понимали, что войны не миновать. И готовились к ней. Но подготовиться так и не сумели. Что помешало? Всё то же, что всегда и во все времена, — интриги, зависть, мстительность, демагогия… Выслуживались, писали доносы, пытались понять, что же будет дальше. На вечный вопрос "Что делать?" нужный ответ так и не был получен. А вот ответ на вопрос «Кто виноват?» — знали все и указывали друг на друга. Книга Иванова поразительно актуальна и поучительна, особенно во время мира, ставшего войной, но до сих пор этого не осознающего.

            «…Ну что, просрали армию? — сказал Сталин после длиннющей паузы, не глядя на военных. — Больше всех танков выпускаем? А? Во сколько раз танков больше, чем у немцев? В пять, говоришь, Клим? Говенный из тебя нарком получается! Танков в пять раз больше, чем во всех армиях, вместе взятых. И для чего? Ты что молчишь? — Сталин ткнул чубуком трубки в сторону Ворошилова. — Чтобы ты с Ежовым командармов стрелял? Чтобы своим бабам дачи строил? Где у тебя лучшие строители работают? На укрепрайоне доты строят или на даче из плитки камины для шлюх выкладывают»?

            Особым достоинством романа, на мой взгляд, можно считать то, что практически  все герои и персонажи — реальные личности, оставшиеся в истории. Кто-то — своими делами и поступками, кто-то — судьбами, зачастую трагическими, как само время, в котором им выпало жить. Люди сталинского круга, военные, разведчики, дипломаты, журналисты и художники, студенты и заключенные… Впрочем, перспектива стать ими была реальной для всех и в любой момент. Время не отличалось вегетарианским нравом и салонными манерами. Хотя, манеры эти некоторыми персонажами ещё не были утрачены — всего двадцать лет прошло с момента, когда время разделилось на «до» и «после», и революция, сменив нравы и поколения, ещё не успела проглотить всех своих героев. Они ещё тешили себя мыслью, что их опыт, знания, умения смогут уберечь от повторения судьбы тех, кто уже осваивал либо небеса, либо поднебесные просторы, столь похожие на дантовские круги, что даже думать об этом было страшно. И потому они думали о том, как избежать худшего. Их сообщения были умны и дальновидны, рассуждения предусмотрительны. Но и они не помогли. Тем не менее аналогия прослеживается вновь и вновь. Вот, что думает один из них, составляя доклад на самый верх.

            «…Он вдруг понял: надо выждать, пока немцы сожрут Чехословакию, вести активные переговоры с французами и тайно выйти на встречу с кем-то из высшего руководства Германии. Игра должна быть сложной. А уж если шахматы, то на двух досках. В открытую, явно и шумно — с Францией и Англией. И втёмную, втихую, тайно, хотя бы до времени, — с Германией, с Гитлером… А что англосаксы предпримут? Объединятся, отбросив старые споры? Удушат санкциями? Бред, не та страна Россия, чтобы её можно было удушить. Тогда что? Новая мировая? СССР против могучей коалиции? А в том, что они сорганизуются, сомнений нет».

            О том же — другими словами. Но кровь не меняет свой цвет. Всё то же — теперь уже с нами, сквозь память растоптанных лет.

            Растоптанных, взорванных, сбитых на взлёте. И всё — как всегда… И кровью стекает с гранита совсем не случайно звезда.

            Революция, контрреволюция, война… Тени этих событий витают над строками романа, мыслями о них пропитаны речи героев и антигероев. Мыслями, сравнениями, ожиданиями, страхом… История учит, что она ничему не учит. Умные, образованные люди, они всё понимали, многое предвидели, многое помнили. Но события развивались так, как им было суждено, независимо от знаний прошлого и ожиданий будущего. События собирали кровавую дань, люди доверчиво шли на заклание, аплодировали и кричали «Ура», принимали на свой счёт всё, что вершилось вокруг, и хорошее (а оно тоже было), и плохое (и его было с избытком). А главное, старались выжить на краю обрыва, за которым маячили революционные и контрреволюционные суды, бесноватые политики, чьи безумные идеи уже готовы были материализоваться в миллионы жертв. Которые тоже хотели жить, понимая и не понимая логику неумолимого времени. Как будто сегодня не так. Об этом и напоминает читателям А. Иванов. Своевременно напоминает.

            «…Революцию задумывают либеральнейшие аристократы. К слову, гильотину изобрёл какой-то немец, настройщик роялей, а врач и депутат Учредительного собрания Жозеф Гильотен пришёл в восторг от изобретения. Во-первых, перед секирой все равны, это важно. Второе: человек, как он объяснял, лежит в позе любви, а когда нож упадёт, вы ничего не почувствуете, это как дуновение ветерка. Собрание веселилось и хохотало! А чуть позже четыре пятых депутатов испробуют это изобретение на своей шее.

            — Боже, какой ужас, как всё это похоже на нас! — Да, похоже удивительно! Но всё это было фрондёрство, а теперь — всерьёз. Не зря сказал один из отцов жиронды: «Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей. Берегитесь, боги жаждут…»

            …Большевикам удалось прорваться к первобытному сознанию, отбросив культуру. Не зря они так набросились на Церковь, древнейший культурный пласт. Не случайно выбросили из страны мыслящую интеллигенцию… Первобытное сознание позволяет, обязывает убивать прежде всего ближайшего родственника, который может превратиться в соперника. Вы видите, что происходит сейчас…»

            Сколько ж минуло лет? — Почитай, больше ста. — Что же было? — Хорошего мало. Воевала мечта. Погибала мечта — Ну, а подлость? — Она убивала.

            Среди старых и новых обид в никуда уходили, не зная пощады. Тень креста освящала кроваво звезда… Вот и всё. Дальше надо? — Не надо…

            И, как тогда, демократы легко превращаются в диктаторов, угрожая и запрещая, наказывая и злорадствуя. Воюя с книгами и памятниками. Всё, как всегда. И каждый раз, будто впервые. И аккомпанемент оправданий знакомый: «Война — это мир, свобода — это рабство, незнание — сила». Оруэлл торжествует. Но людям впору плакать. Они и плачут, в романе в том числе. Символично выглядит встреча героев с батюшкой, который чувствует приближение ещё более страшных времён остро и явственно. Он говорит о них, а кажется, это он сейчас смотрит читателю в глаза и видит тоже что-то ужасающее…

            «Платон говорит: “…тирания возникает из корня, называемого народным представительством. Первое время тиран ко всем благожелателен, со всеми обнимается, радуется, пожимает всем руки, но по мере того, как видит, что окружающие не одобряют его действий, он начинает их уничтожать. И будет делать это до тех пор, пока у него не останется ни друзей, ни врагов”. Платон! Две с половиной тысячи лет назад! Уже тогда это было банальностью»!

            «…Стоял на крыльце, крестя их, пока гости не скрылись в темноте. И жалея лишь о том, что не сказал, что близко, близко ждут Россию великие испытания — четыре всадника Апокалипсиса: на белом коне Завоеватель — Чума; на рыжем Раздор — Война; Голод — на вороном коне; и на коне бледном — Смерть».

            Понимаешь, какие дела — пахнут кровью чужие пророчества. Хочет светлой прикинуться мгла, а вот свету быть мглою не хочется.

            Понимаешь, забытые сны, возвращаясь, не ведают промаха. Мгла становится тенью войны, и витает над ней запах пороха.

            Запах пороха, металла, бензина, машинного масла определял развитие третьего рейха. И способствовал такому развитию человек, не состоявший в рядах гитлеровской партии, но своим влиянием, умением привлечь капиталы, превратить их в оружие, а его — в государственное могущество сделавший для становления фашизма не меньше, чем крикливые идеологи и истеричные ораторы. «Германия превыше всего». Этот до боли знакомый лозунг привлекал к себе не только свирепых эсэсовцев, но и технократов, либералов. Вряд ли они представляли, чем завершится накачка оружием и перевод на военные рельсы всей промышленности (и сейчас тоже примерно так же). Они просто считали барыши и радовались росту могущества рейха. Об этом и возможном направлении будущих ударов рассказал Шахт в беседе с советским разведчиком, представшим в виде респектабельного немецкого бизнесмена. Вольно или невольно глава германской промышленности выдал план движения на восток. Но, увы, это не помогло. Время жертв и палачей было уже неостановимым.

            «Немногословному Шахту, как ни странно, фюрер понравился. Он, единственный из политиков и политиканов, чётко определил главную задачу партии: “Возрождение Германии! Величие Германии! Германия без классовой борьбы, без забастовок, локаутов, великая Германия с сытыми детьми и улыбающимися стариками!” Помощник фюрера по фамилии Геббельс шепнул на ухо: “Гитлер сожрёт Карла Маркса!” Это не могло не понравиться».

            Эпоха непонимания, империя недоверия. Не поздняя, и не ранняя — бесконечная империя,

            Где хищники пляшут с жертвами, то с левыми, а то — с правыми… Где нужно быть только первыми и правдами, и неправдами.

            Непонимание, недоверие в международных отношениях неизменны во все времена. Но когда всё это дополняется ещё мстительным злорадством, спесивой, коварной ложью, то империя нетерпимости разрастается. И жизнь при этом ко всем своим характеристикам добавляет и усиливает эпитет «опасная». Опасность была ощутима в конце 30-х годов прошлого века, и спустя восемь с половиной десятилетий ничего не изменилось. Опасно и непонятно. Эти характеристики ситуацию не улучшают. И ведь понятно, что жить в дружбе легче и выгоднее. Тем более, как сказал классик, «жизнь короткая такая». Но всё длится эпоха вражды и недоверия. То, что такой она была и в прошлые времена, подтверждает письмо Чемберлена, которое в романе представитель разведки показал Сталину.

            «Частное письмо, товарищ Сталин. Чемберлен, премьер-министр Великобритании пишет родной сестре. “Я должен признаться в моём самом глубоком недоверии к России. Я совершенно не верю в её способность поддерживать эффективное наступление, даже если бы они этого захотели. Более того, Россию ненавидят во многих малых государствах, особенно в Польше, Румынии и Финляндии…”»

            От прошлого не в восторге. Что в будущем? Нет ответа. Разведчик товарищ Зорге погиб. И доклада нету.

            А радио говорило и даже предупреждало: настанет время дебилов. Хотя их всегда хватало.

            Действие в книге разворачивается не на двух досках, а на гораздо более широком игровом и временном пространстве с участием множества действующих лиц. Чтение романа — не только увлекательный процесс, но ещё познавательный и, наверное, полезный. Он побуждает задуматься, осмыслить то, что происходит вокруг, предупреждая, что уроки прошлого политиками не выучены, а люди забывчивы, внушаемы и ведомы. И потому игра, в которую хотят превратить жизнь, на любом количестве досок должна вести к миру, к победе справедливости и здравого смысла. А кто громче хлопнет дверью, уходя, оценят те, кто сядут за игровые доски после нас. Если ещё останутся возможности и время. Об этом — и финальная сцена книги.

            «Никита наклонился вдруг поближе, дыхнул могильным духом и сказал громко, обернувшись к каким-то людям, стоявшим в дверях кабинета: “Тиран мёртв!”

            И хлопнул дверью, скотина!

            От этого хлопка, удара дверного, взвилась вся нечисть, вскружилась, кривляясь и строя рожи. Рука даже потянулась перекреститься. А на столе, под лампочкой негасимой, только портрет Ленина. И тот подмигивает заговорщицки.

            “Прочь, прочь!”

            И снова все взметнулось в страшном хороводе.

            “Прочь! Посмотрим ещё, кто хлопнет дверью последним!”»

            Тускнеют зеркала, хоть отраженье длится. Эпохи, что прошла, и чья печать на лицах,

            Как отзыв и пароль, опознанные взглядом. А в нём сквозь радость — боль, и жизнь сквозь смерть. Всё рядом.