Я долго отнекивался от предложений составить целостную концепцию присутствия современной русской словесности в российском теле- и радиоэфире: казалось, что жанры слишком разнятся. Теперь мысль о чём-то подобном обрела во мне более или менее ясные формы.

            Сегодняшнее положение дел

            Современные средства массового вещания в России — типичные кальки с западных «форматов», упорно не пропускающие в эфир практически ничего, связанного со словом. По умолчанию считается, что словесность не может заинтересовать и десяти процентов совокупной аудитории, потребителей продукции, подразделённой на развлекательные шоу, новости, «аналитические» программы и кино.

            Но впереди всей этой беглой периодизации нужно, естественно, поставить рекламу: вездесущая, она буквально правит «контентом», вторгается в него чуть ли не десятиминутными «блоками» и чуть ли не каждые десять минут, навязчиво напоминая о главной цели — продаже товаров и услуг любой ценой. Остальной «контент» лишь сопровождает продажи, легализует их в поле восприятия. Основополагающие образы рекламы поистине ужасны: «счастливые семьи», которых никогда не было и не могло быть, городские профессионалы, нашедшие путь к богатству и славе, а также «тянущиеся» за ними деревенские простофили.

            Фактически «неформатом» для телевидения и радио современной России является вся Россия, её круглосуточные труды, её социальные и материальные тяготы, её затаённые мысли, метания духа, сомнения в избранном пути и даже счастливые прозрения. Русь — и старая, и новая — «не-фор-мат».

            В итоге ярмарка мелких тщеславий, оборванных бойкими ведущими мыслей воспитывает поколения не просто потребителей, но конькобежцев по жизненной глади.

            В такой ситуации невозможно говорить о гуманитарном канале, посвящённом словесности, и в этом смысле придётся начинать с нуля, памятуя только об одном: Русь — словоцентричная цивилизация, и продолжает верить слову.

            Начать с нуля

            Поскольку литературы на телеэкране у нас нет бог знает с какого советского ещё десятилетия, придётся заимствовать опыт именно тех времён, когда телевидение было ещё чёрно-белым. И видимо, слову пойдёт монохром: фиксироваться будет и мысль, и облик мысли в эпоху, когда вот уже тридцать лет всё расцвечено бордельными блёстками.

            Телеканал «Поэзия» должен стать круглосуточными чтениями вслух и обсуждением их как экспертным, так и совершенно обычным сообществом, но ни в коем случае не так, будто бы на экране «телемагазина» — «звоночек в студию». У нас эсэмэсочка, прости господи.

            Людей нужно приглашать в студию, обычных людей, работящих, проживших жизнь в непрестанной работе на производстве, в социальной сфере, тех самых бюджетников, дружно презираемых высшим менеджментом российских СМИ, составляя из них «бюро присяжных», пристрастно и беспристрастно судящих о том, что им читают. Только с обычными людьми в студии, а не визгливыми завсегдатаями действ, перемывающих грязное белье «звёзд». Если простой, не ангажированный человек шагнёт в студию, станет ясно, каков наш народ и как он умеет и держаться, и сдерживаться, когда речь зайдёт об эстетических величинах нашего времени.

            А речь о них неизбежно зайдёт.

            Образ канала

            Как добиться визуализации текста? Здесь мало придумать броский логотип, набрать по контракту «креативщиков» родом из Британской школы дизайна или Высшей школы экономики и завести под логотипом примерно ту же шарманку, что и сегодня. Нет.

            Чтобы понять, чем является экранный текст, нужно вспомнить Константина Симонова и его телебеседы с рядовыми бойцами и маршалами Великой войны. Ему не нужно было кривляться, изображая сочувствие, «делать лицо» и всячески напрягать мимику: лицо его было порой застывшей маской страдания, и этого было достаточно для понимающих.

            Для того, чтобы создать совокупный портрет современной русской поэзии, нужно перебрать вручную авторов самого разного рода, но определить следующее: поэзией может называться исключительно рифмованная или «белая» поэзия, то есть ритмизированная, но не рифмованная. Если презреть этот критерий, на канал обрушится то, что называло и продолжает называть себя поэзией, являясь по сути иным жанром — евро-американским верлибром, наиболее агрессивно действующим в России на протяжении последних тридцати лет.

            Ведущими программ не могут быть избраны только представители прогрессистов. Но кто же тогда, кроме вездесущих? Нормальные люди. Умеющие смущаться и думать прямо в кадре. Или не умеющие, но желающие научиться. Отсчёт возможно вести лишь от человека, его глубины, а не от способности притворяться наэлектризованным манекеном, «которому всё всегда интересно». Полная толерантность возможна в среде, насквозь поражённой безразличием. Отсюда и определяющая «эфир» фобия — подлинных эмоций. Их невозможно имитировать и на политических «шоу», где галдят и переступают через элементарные рамки приличий раз в минуту, если не гораздо чаще.

            Чёрно-белый текстовый телеканал — это сетка вещания, в которой распределены в соответствии с режимом рабочих и выходных дней следующие программы:

            «Пять поэтических минут» — час чтений современной поэзии, где у каждого поэта всего пять минут, чтобы запечатлеться. После чтения предоставляется слово критикам, как профессионалам, так и обычным людям. Но вот поправка: среди критиков должны быть и священники, и религиоведы, и социологи, и психологи. Вне пространного культурологического комментария поэзия невозможна.

            «Тенденции» — часовая или полуторачасовая аналитическая программа, где будет суммирован поэтический день. Здесь будут цитировать, комментировать, восхищаться, а если понадобится, то и горевать по утраченному, имея в виду классическую поэзию.

            «Классика» — программа, которую должны организовать чтецы, причём как профессиональные, так и начинающие, из числа лауреатов конкурса «КЛАСС!». В программе будут звучать и всем известные, и периферийные — не из школьной программы — стихотворения мастеров, предпочтительно сгруппированные по историческим периодам. Именно на «Классике» возродится школа профессионального художественного чтения.

            «Концерт по заявкам» — получасовая программа для тех, кого особенно выделяют и профессионалы, и обычные слушатели.

            Литература у нас двух родов — «барская» и «крестьянская», и первая ориентируется на Запад с его достижениями, а вторая исполняет канонически пастушескую песенку на жалейке, и в ус не дует. Берёз и осин ей достаточно. И конечно же, стоит и программы ориентировать на две аудитории, где-то смешивая их, а где-то и разделяя. Была же у нас «Играй, гармонь»? Тогда для «тружеников села» передавали русские песни, а не «зарубежную эстраду». Соответственно, «Пастернак» — для высоколобых, «Фатьянов» — для тех, кого поэзия интересует в применении к песенному мастерству. По результатам годовых просмотров интересно было бы взглянуть на рейтинги двух программ в сравнении — кого больше слушают и за кого таким образом голосуют, за архаистов или за новаторов. Голос должен быть у каждого.

            «Школа» — час мастер-классов по поэзии, дающих представление о поэтическом приёме, технике, нюансах стихосложения, и главное — терминологии стиховедения. «Ясли» — мастер-классы для самых юных любителей и создателей поэзии, делающих воистину самые первые шаги в ней. Им должно быть уделено максимум внимания профессионалов.

            «Филолог у микрофона» — живые лекции аспирантов и преподавателей филологических вузов, в которых даётся развёрнутая картина современной поэзии с точки зрения филологических дисциплин, и прежде всего — стиховедения.

            «Эпиграф» — о влиянии поэтического мастерства на действительность, о лучших строках, согласно которым ориентируется чья-то душа в пространстве и времени. «Духовная нота» — место, где читается и анализируется поэзия, восходящая к образу Божьему. Тут и впрямь не обойтись без священства и практического религиоведения.

            «Обозрение» — анонсы вышедших поэтических книг.

            «Салон» — репортажи с поэтических вечеров. «Лавка» — репортажи из книжных магазинов и библиотек.

            «Звучащий Мир» — программа и для поэтов, но больше для переводчиков поэзии, дающая представление о мировой поэзии и тонкостях её перевода — может быть, всего одной фразы — и значении самых разнообразных выразительных средств. «Пение» — и мелодекламация и опыт положения поэзии на музыку, но вне навязших калек советского бардовского жанра. Хоть в сопровождении симфонического оркестра.

            «Времена года» — тематическая подборка поэзии, совпадающей с данным конкретным сезоном за окном. «Пейзаж» — поэзия ландшафтная, причём и классическая, и современная, но непременно во взаимном диалоге и с критическим комментарием. И, наконец, «Визуальное» — видео-поэзия, сборник роликов, где поэзия уже положена и на музыку, и на тонкий и чувственный монтаж кадров, обрамляющий изначальные авторские усилия как нельзя лучше.

            Отсутствие любой рекламы, кроме книжной.

            Если в сочетании с новостными блоками семнадцать-восемнадцать программ не заполнят поэтического дня, то плохи наши дела: людей всё равно когда-нибудь потребуется заново приучать к поэтическому языку. Они и сами чувствуют, что в центре бытия стоит именно он, тянущийся к высшему языку миро-творения, но, когда вместо высоких образцов им подсовывают верлибрические суррогаты, когда главные редакторы, будто бы одержимые злым духом, печатают пачками своих собутыльников или выгодных знакомцев из числа толстосумов, желание читать атрофируется и новые поколения на глазах обращаются в дикарей.

            О прямых и косвенных выгодах

            Если уж такова логика нашего государства, что без выгод ему никуда, то давайте вести речь о глобальной кадровой политике и трудоустройстве десятков, если не сотен и тысяч профессиональных филологов, а также о том, что от разрушительного оппозиционного ко всему и вся настроя этих людей можно направить на созидание.

            Стоит вспомнить и о самом замечательном свойстве поэзии — психотерапевтической терапии, способной разряжать эмоциональное напряжение походя брошенной строкой, а в пиковых ситуациях выводить людей буквально из шока и ступора, а то и из преддверия самых серьёзных психологических заболеваний. Если внимательно изучать именно традиционалистские поэтические коды, можно обнаружить в них те самые скрепы национального мышления, из которых потом выковывается идеология общего бытия.

            Гармонизирующий импульс поэзии исподволь облагораживает, и именно потому звучания родниковых строк до трясучки боятся те, кто хочет превратить народ в безропотное «народонаселение», нафаршировав его непрестанными мыслями о кредитах, скидках и процентных ставках. В стране развитого высокого поэтического языка идёт на спад её величество преступность и коррупционный способ мышления как таковой. Гораздо более тонкая, чем грубая агитация и пропаганда, поэзия воспитывает — без назидания — эстетический вкус, образовывает, очищает, настраивает на отыскание в жизни высоких начал. Поэзия умеет придать бытию ровно такой темп, чтобы оно было осознанным и в высшей степени осмысленным.

            И если мы по-прежнему хотим быть страной великих подвигов, бесстрашных мечтаний, немедленно воплощающихся в конкретные действия, страной духа, то просто обязаны создать и телеканал «Поэзия», и радио «Поэзия FM» со своей уникальной сеткой программ посреди современного скорбного безмолвия и одуряющей болтовни.