Книга мэтра европейской гуманитарной науки и автора мировых бестселлеров Умберто Эко (1932–2016) «Сказать почти то же самое: Опыты о переводе» появилась на русском языке давно, в 2006 году, и прошла почти незамеченной. Полагаю, напомнить о ней необходимо.

Работа удивляет скромностью подзаголовка. Скромность оправданная: романы Эко переведены на десятки языков, а сам болонский профессор, по его собственному признанию, отметился как переводчик всего дважды, переложив на итальянский «Упражнения в стиле» Раймона Кено и «Сильвию» Жерара де Нерваля. Но и при столь немасштабном личном вкладе соображения Эко о переводе заслуживают пристального внимания, поскольку сквозные темы всей учёной биографии итальянского философа и семиотика ― взаимопонимание культур и передача смыслов.

«Я решил говорить о переводе, отталкиваясь от конкретных проблем, которые по большей части касаются моих собственных сочинений, и ограничиться упоминанием решений теоретических только на основе этого опыта».

Такое признание дорогого стоит. Эко ни разу не позволил себе высказаться императивно. А приведённые слова из «Введения» и всё дальнейшее изложение показывают, что он отрицает возможность существования некоей общей теории перевода:

«…во многих других случаях у меня возникало подозрение, что теоретик перевода сам никогда не переводил и потому говорит о том, в чём не имеет непосредственного опыта».

Не в бровь, а в глаз. Многолетние славословия в адрес «самой передовой в мире советской школы художественного перевода» были не чем иным, как дымовой завесой для сокрытия печального факта ― отрезанности советского социума от европейской культуры. Тысячи переводчиков трудились день и ночь только потому, что без их посредничества ни простой трудовой народ, ни советская культурная элита не могли обойтись. Естественно, что при столь неустанных и долголетних трудах в переводческом сообществе появились десятки отменных мастеров (и параллельно подвизались десятки халтурщиков, отметим правды ради). Но никакой передовой школы и никакой всеобъемлюще-универсальной, наподобие марксизма-ленинизма, «теории перевода» не сложилось ― поскольку сложиться не могло. Перевод ― область практики, все его теоретические проблемы лежат в области лингвистики, семиотики и филологии. А «теория перевода», которую неоднократно и безуспешно пытались построить, разваливалась немедленно, ибо являла собою нечто вроде учебника канатоходческого искусства: самый прилежный читатель такого учебника, вызубривший его параграфы наизусть, при первой попытке пройти по канату неизбежно свернёт себе шею.

Как отмечает Эко, перевод сопротивляется теоретизации уже тем, что удовлетворительное определение понятия «перевод» дать невозможно. Все предложенные формулировки содержат одну и ту же логическую ошибку ― idem per idem, «то же посредством того же», в определение понятия неявно вводится само определяемое понятие. А повседневная практика общения миллионов людей, которые, изначально говоря на разных языках, находят интерлингву и вполне успешно понимают друг друга, протекает без предварительного обращения к каким-либо теоретическим обоснованиям. Необходимым и достаточным оказывается желание общаться.

Собственно, вся книга Эко есть собрание чрезвычайно интересных конкретных примеров и ситуаций, анализируя которые профессиональный переводчик сделает для себя множество полезных выводов и прикопит основания для возможных решений. Один из таких примеров ― анализ длящихся более полувека попыток создания средств машинного перевода. Техническая задача, близкая по сути к проблеме создания искусственного интеллекта, упёрлась в гуманитарный (семиотический) потолок. Средства машинного перевода не усваивают индивидуальный опыт и не распознают контекст ― а потому удовлетворительно работают лишь на артефактных объектах, построенных по заданным правилам, то есть могут сносно переводить только примитивные тексты-прописи. Любая попытка машинного перевода художественного текста порождает смехотворную галиматью.

Пожалуй, наиболее впечатляющий разбор полётов, сделанный Эко, ― это анализ в 12-й главе книги попыток перевода «Поминок по Финнегану» Джеймса Джойса. По отношению к этому феноменальному и головоломному роману понятие перевода теряет смысл. Как точно определил русский исследователь Сергей Хоружий, «Поминки по Финнегану» написаны на никаком языке. Роман этот ― художественный космос, покоящийся на базовой матрице английского, но структурированный средствами изобретённого Джойсом особого внутрироманного языка мультилингвистических гибридов (около 600 из них ― русского корня). Текст настолько поливалентен, что компас переводчика перестаёт работать. Читательский адрес потерян, послание направлено сразу всем. Роман «Поминки по Финнегану» диктует свои условия: его надо читать таким, каков он есть, а если не хочется и не можется ― лучше вообще не читать. Иначе возникнет ситуация дурной бесконечности: все «переводы» этого сочинения, независимо от заявленного языка, будут всего лишь очередными текстами на никаких языках.

«Сказать почти то же самое». Заглавие книги Эко ― без сомнения, наиболее удачная словесная формулировка вроде бы очевидной и в то же время столь неуловимо ускользающей сути такого явления, как перевод. И доказательство справедливости с виду парадоксального, на деле истинного утверждения: не человек владеет языком, а язык владеет человеком. Выйти за пределы родного языка, оставшись при этом человеком ― вот что значит сделать перевод. Оценить меру сложности такого деяния и взялся итальянский учёный.