Читаю афишу:
Вечер с Верой Павловой — это то событие, которое остаётся с тобой пожизненно, и о нём не просто будешь частенько вспоминать, оно входит в кровь и плоть твоего существования. Она — красивая, свободная, талантливая, чуткая, смелая, полная женственности и эротизма.
Потом читаю стихи:
Любовь — тенор-альтино.
Ты понял меня, скотина?
Единственное, что я понял, это то, что билет на её концерт стоит 2500 руб.
Чтобы проникнуться эротизмом, опять читаю афишу:
Симбиоз откровенности и стыдливости, восприятие тела в виде храма, а секса — как таинства, происходящего в его стенах, легко фиксируют в стихах чувственные впечатления. Эрогенные зоны героини обнаруживают в заборных надписях, в детском фольклоре, в казённом официозе…
Хорошо. Вера Павлова. Стихи о любви. Не будем нервничать, начнём всё сначала…
Вопрос ребра
всегда ребром.
Но на хера
Адаму дом?
Адаму — путь,
Адаму — сев,
Адаму — вздуть
двенадцать ев.
Не надо про
любовь и грех,
когда ребро
одно на всех…
На сакраментальный вопрос: «а на хера Адаму дом?» и у меня нет ответа. Но ведь все вопросы и ответы в стихах. А где стихи-то? Отставим Адаму адамово, займёмся любовью… с Верой. Верой Павловой. В том смысле, что поищем, где же она, чувственность и эротизм. Может быть, вот это?
Трогающему грудь:
Знаешь, какою она была?
Обнимающему за талию:
Знаешь, какою она была?
Ложащемуся сверху:
Знаешь, какою она была?
Берущему:
Знаешь, с какими
Я
была?
Вспоминается детское:
А ты не трожь меня за грудь,
Рука у тебя холодная…
Но если серьёзно, то где «событие, которое остаётся с тобой пожизненно, где плоть и кровь твоего существования»? Пока что местами Цветаева, а местами, простите, Асадов.
Может, вот это, наконец, — эрогенная зона российского стихосложения?
Любились так, будто завтра на фронт
или вчера из бою,
будто бы, так вбирая рот в рот,
его унесёшь с собою,
будто смогу, как хомяк — за щекой,
твой, на прощанье, в щёчку…
Будто бы счёты сведу с тоской,
как только поставлю точку.
Слегка запутавшись в хомяках, щеках и ртах, готов признать: любовь Веры Павловой — это вечный бой, покой нам только снится. Но бой не со влюблённым, со стыдливостью женщины, которая хочет, не может и ищет слова, чтобы сказать о сокровенном, выбирая для этого не тот язык, на котором говорят на улице и «в заборных надписях». Вера Павлова борется насмерть со словом.
Почему так?
Может быть, она одержимая чувственностью и эротизмом, не всегда может совладать с собой?
Не знаю. Но мне больше всего понравились вот эти строки:
Буду писать тебе письма,
в которых не будет ни слова
кокетства, игры, бравады,
лести, неправды, фальши,
жалобы, наглости, злобы,
умствованья, юродства…
Буду писать тебе письма,
в которых не будет ни слова.
И знаете, почему? Потому что самое главное в стихах Веры Павловой — это тот счастливый миг, когда она молчит…
