Генка углядел место возле толстой тётки. Только сел, услышал:

— Двинься!

И рядом шлёпнулась ещё тётка. А что делать? Народа в электричке под завязку. Так и ехал, как между подушками. Вот бы не пахли приторными духами. И молчали.

Тётка справа жаловалась на мужа, дочь, внучку, мать. Другая тётка поддакивала. Когда родственники закончились, тётка вспомнила про собаку. И шерсть клочьями, и ест как два мужика. И пошла по второму кругу: муж скотина…

Генка закрыл глаза. И сразу увидел, что хотел. Двор, верёвки, на которых болтаются большие деревянные прищепки. Их вырезал дед. Деревня на холме у реки. И ветер такой, что бельё улетит, только большими прищепками удержать.

— Я ему говорю — кастрюлю борща сварила, — продолжала тётка-подушка. — А он — котлет хочу! Ещё и макароны ему вари!

Макароны Генка не любил. В армии намакаронился. И набегался. Петрович, старшина, гонял их на огневую. Пять километров в полной боевой выкладке, с вещмешком, автоматом, в сапогах. И ещё хвастался:

— Вы слабаки, а мы солдатами в противогазах бегали! Чтобы не задохнуться, наловчились коробок спичек подкладывать между подбородком и противогазом.

Генка в бегах этих сбил пятку. До сих пор болит.

От боли проснулся. Ныла пятка. И в груди противно заёкало. Это его дембели побили. Просто так, для смеха.

С армией Генке повезло. Всех били, гоняли по плацу и на огневую. А Петровичу один Генка понравился.

Потом Петрович дал адрес своего брата Максима. Тот аж в Питере, и место тёплое — строительный рынок.

Генка не будь дураком, поехал. Бабуля плакала, но отпустила.

Тётки достали бутерброды, термос. Передавали друг другу перед Генкиным лицом:

— Маня, хочешь с салом? Или тебе яичко вкрутую?

Генка с утра не ел. Договорился со своим начальником Максимом Петровичем, что тот на час раньше Генку отпустит. Иначе на эту электричку не успеть. Она в 19:20 и почти скорая, едет с тремя остановками. Потом Генке надо пересесть на другую электричку, после неё ещё пять километров до деревни, и он дома. А какой обед, если он пораньше отпросился?

Напротив сидели муж с женой, тоже перекусывали. Рядом с ними у окна худой мужик. Тот не ел, пил из пластиковой бутылки. Влил в себя полтора литра. Позади два мужика. Их Генка не видел, только слышал. Мат на мате. Сначала Генка подумал, что они ссорятся. Прислушался — дружбаны. Едут на похороны третьего друга и горюют:

— Ептыть, Вася! Дожили! Молодой же!

— Тудыть, Егорша! Мы с ним одногодки!

Под их матюки Генка опять задремал. Море. Волны. Песочек. Все живы: мать, отец, дед, бабуля. Счастье.

Отец учил Генку, как плавать в море. Мать смеялась:

— Да так, как и в речке! Какая разница!

Отец спорил:

— Ты смотри, какие волны! Это тебе не река!

Это они поехали на Азовское море.

Потом всё пошло наперекосяк. Мать заболела, умерла. Отец уехал на Север. Ни слуху ни духу.

Когда Генка в армии был, заболел дед. Генка открытку от бабули получил, новогоднюю, со снегирями и Дедом Морозом. В конце после поздравлений бабуля приписала: «А ещё сообщаю тебе, что дед слёг, не встает…»

Генка попросил отпустить его в деревню на три дня. Не отпустили. Генка решил, что всё равно поедет, пусть и в самоволку.

Петрович, наверное, по лицу Генки всё понял. Отговорил. Сказал:

— Судьбу себе испортишь, а деду чем поможешь?

Точно, телеграмма вслед пришла. Дед умер.

Словно в большом корыте, бабуля полощет в речке белые простыни, потом штаны, футболки… Красными от холодной воды руками выжимает бельё, швыряет в таз.

Генка кидает в воду голыши, круглые плоские камешки, блинчики печёт, сколько раз над водой они подпрыгнули, столько и блинчиков.

Наконец бабуля сложила всё белье в таз. Вытерла фартуком потное лицо. Подняла таз. Охнула. Понесла к верёвкам во дворе. Развешивает и руками разглаживает, чтобы футболки, трусы, штаны, полотенца висели ровно.

С первой зарплаты Генка купил себе и бабуле мобильные с интернетом и ватсапом. Бабуля сразу поняла, как звонить, да ещё и бесплатно.

Бабуля и с хозяином Генки, Максимом Петровичем, разговаривала, хотя Генка был против — маленький он, что ли. Попросила приглядывать за ним. Максим Петрович приглядывает как следует — работы много, а выходные раз месяц, можно домой съездить.

Потом Генка купил кроссовки, куртку. Когда приехал первый раз домой, многие позавидовали — Ефимовна удачно пристроила внука. Иван Львович, учитель школьный, математик, был недоволен. Говорил, что у Генки способности по математике, и ему в институт надо поступать, учиться на инженера. Но до вступительных далеко, демобилизовали Генку осенью. Есть время в городе осмотреться.

«Ну её, эту работу… Лучше про море, — подумал Генка. — Я когда-нибудь поеду на море…»

Море. Волны. Песочек. Все живы: мать, отец, дед, бабуля. Отец учит Генку, как плавать в море.

Тут электричка дёрнулась и остановилась.

Теперь Генке надо на вторую электричку. Та почти к его деревне идёт. Вышел, купил чебурек, быстро-быстро проглотил его.

Поднялся на платформу и увидел мужика, над которым как курица квохтала тётка. Мужик лежал на асфальте, лицом вверх. Тётка давила ему на грудь, будто насосом накачивала сдувшееся колесо, и кричала:

— Скорую, скорую!

Генка почувствовал, что внутри его словно поезд пронёсся. Его вырвало поганым чебуреком прямо на снег.

Скорой не было. Первой явилась смерть. Она стояла рядом, серая, большая, и курила. Было ясно — докурит и потащит мужика к себе.

Тут подошла вторая электричка. На второй уже быстро: полчаса, потом пять километров до деревни, авось на попутке. И будет у Генки деревня, пирожки… Потом обратно, двумя электричками, в Питер, на рынок…

Во второй электричке было малолюдно. Генка не спал, смотрел в окно. А там чёрный ночной лес.

На станции никого. Он один. Никакой попутки. Генка стоял, притаптывал ботиночками, решал, что делать. Ждать попутку. Или идти. Идти — замёрзнет. Мороз крепкий, в такой мороз надо полушубок, валенки да ушанку. А Генка одет по-городскому. Решил ждать. Ждал, ждал. Пошёл по дороге в лес. Дорога была длинная, и Генке стало казаться, что он из леса никогда не выберется. Устал. Прислонился к берёзе.

Услышал:

— Вставай, Генка! Замёрзнешь!

Кто сказал, Генка не понял. Мерещится, наверное.

Генка хотел ответить, что сейчас встанет, сейчас-сейчас, дурак он, что ли, замёрзнуть, когда ему надо домой, а дома ждёт бабуля, она уже и опару для пирожков поставила. Но вздохнул в ответ.

От холода перестали болеть и пятка, и грудь. Земля задрожала. Далеко по рельсам стучала электричка, в которой все ехали домой.

— Вставай, Генка, замёрзнешь! — да это бабуля!

Нагнулась, погладила Генку, который сидел на снегу под берёзой.

Повернулась, пошла к дому. Тут с реки ветер налетел. Бельё крыльями машет.

Бабуля села на крыльцо, лицо ветру подставила и смотрит на бельё.

Вдруг снег и деревья вспыхнули, загорелись. Это взошло солнце. Рядом с Генкой что-то фыркнуло, почти из-под ног из снега взлетела серо-рыжая тетёрка.