Занимаясь переложением на русский язык плохих иноземных стихов, переводчик оказывается перед необходимостью решить более чем странную задачу. Перевод должен быть так же плох, как оригинал; выглаживать и приукрашивать стихи заморского графомана ни в коем случае нельзя — это приведёт к подмене личности автора и искажению литературной природы его текстов. «Сделать так плохо, чтобы получилось почти хорошо» — один из тех парадоксов и казусов, с которыми приходится сталкиваться в работе литературного переводчика.

…При жизни над ним смеялись — иногда добродушно, иногда едко и зло, — или попросту не замечали. А много лет спустя бывший предмет насмешек стал своеобразным национальным героем. Посмертно прославился на литературном поприще, не имея ни малейших литературных способностей. И даже был удостоен сомнительного, но персонального и никому более не дарованного титула — World’s Worst Poet, Наихудший-В-Мире-Поэт.

Уильям Топаз Макгонаголл не знал точного года своего рождения. Позднейшие биографы смогли установить, что родился он между 1825 и 1830 годами, не раньше и не позже. Достоверно известен только год его смерти — 1902-й.

В жилах Макгонаголла, ярого шотландского патриота, не текло ни капли шотландской крови. Его родители переехали из нищей и голодной Ирландии в Шотландию, где отец семейства нашёл работу на хлопкоткацкой фабрике. Англия в ту пору усиленно завозила хлопок из Индии, и в стране появилось много таких предприятий.

Первые сорок лет жизни Макгонаголл ничем особенным не выделялся. Изучил ткацкое дело, работал ручным ткачом на тех же фабриках, что и его отец. Немножко походил в школу, выучился читать и писать, стал ярым книгоглотателем, но систематического образования получить не смог. Современники, знавшие Макгонаголла, говорили, что за его кристальную честность и человеческую порядочность ему прощались остальные чудачества — велеречиво-нудная манера выражаться, склонность к проповедничеству и публичному обличению пороков, смешная литературная самоуверенность на фоне полнейшей поэтической бездарности.

В середине 1870-х годов уже немолодой Макгонаголл вдруг ощутил себя поэтом — и до конца жизни пребывал в твёрдой уверенности, что Бог осенил его поэтическим даром. Выпустил три книги стихов. Пытался пробиться со стихами на приём к королеве Виктории; во дворце его не приняли, ограничились присылкой письма с благодарностью за усердие. Наивный автор расценил письмо как признание его большого таланта.

Он сочинял благодарственные послания-прославления добродетельным согражданам по случаю юбилеев, стихотворные некрологи на кончины, слагал напыщенные исторические поэмы, с уморительной серьёзностью описывал назидательными стихами разные трагические случаи, поучал, отвращал от греха, проповедовал достойный образ жизни, дал первые образцы стихотворной рекламы. Его нелепые вирши подкупают странной для взрослого человека искренней простотой на грани глуповатой непосредственности. Их недостатки видны невооружённым глазом: скудный словарь, бесконечно повторяющиеся обороты, плохие однообразные рифмы и дребезжащие рифмоиды, хромающая метрика, комичная разностилица высоких слов и просторечий.

Макгонаголл всю жизнь прожил на медные гроши и умер в долгах и нищете. Своеобразная известность его не обогатила, а помощь, которую ему иногда снисходительно подбрасывали богатые сограждане, он немедленно раздавал тем, кто был беднее его. Запоздалое полупризнание, не лишённое нескрываемой иронии, пришло к нему в 1960-х годах. Мол, чудак был человек и поэт никудышный, но честно старался — давайте поаплодируем, нам не жалко.

Вниманию читателей предлагаются два творения Макгонаголла — наивно-примитивная баллада «Незабудка», которую автор считал своим лучшим любовным стихотворением, и самое знаменитое его сочинение «Несчастье на мосту через реку Тэй», стихотворный отклик на происшедшую в Шотландии 28 декабря 1879 года крупную железнодорожную катастрофу; трагическая интонация стихотворения вызывала у читателей прямо противоположные эмоции.

Незабудка

Доблестный рыцарь и его наречённая невеста

Гуляли вдоль реки, не найдя получше места.

Говорили о любви и о войне,

И о том, что любовники безрассудны вполне.

В итоге невеста выдала суждение:

«Многие девицы впадают в заблуждение,

Если жених в признаниях неумерен;

Боюсь, что ты мне тоже неверен».

«Нет, Эллен, неверности не должно бояться,

Я не давал тебе повода сомневаться;

Я как любил тебя, так и люблю,

И никакую другую не подцеплю».

«Эдди, может, и так, но я в сомнении;

Глянь — нас окружают прекрасные растения,

Особенно много их на том берегу,

Как их добыть — уразуметь не могу».

«Элли, те цветы полны обаяния,

Но ты на них не обращай внимания,

Ибо нас от них отделяет река,

Которая широка и глубока».

«Эдди, коли меж нас возникло напряжение,

То прошу тебя об одолжении:

С того берега цветочек сорви,

То будет доказательство твоей любви».

«Элли, я постараюсь добыть цветочков милых,

Ежели это в моих силах,

И тем докажу, что верен моей леди —

А что ещё остаётся Эдди?»

И он прыгнул в воду с чувством облегчения,

И поплыл поперёк течения —

Рвать цветы, а возлюбленная милка

С берега за ним следила весьма пылко.

И он нарвал цветов целую кучу,

Чем с души согнал мрачную тучу,

И сердце его вновь стало любви полно,

Но увы! вернуться ему было не суждено.

Когда он назад через речку поплыл —

Вдруг почувствовал полный упадок сил,

И, прежде чем утопнуть во цвете лет,

Он к ногам невесты швырнул букет,

И вскричал: «О небо! Судьба тяжка!

Элли, не забывай милого дружка!

Я всегда был верен тебе! Не грусти,

Прими же моё последнее прости!»

Она в тоске простёрла руки,

И голос её был полон сердечной муки:

«Эдди, в память твоей гибели жуткой

Я назову сей цветок незабудкой.

Буду помнить тебя вовек — честное слово,

И не выйду замуж ни за кого другого,

Вся любовь моя сосредоточится в этом растении,

И в час печали мне будет в нём утешение».

Несчастье на мосту через реку Тэй

Прекрасен железнодорожный мост через Тэй!

Увы! Я скорблю до скончанья дней,

Ибо на нём погибли девять десятков людей

В последнее воскресенье семьдесят девятого года,

Кое надолго сохранится в памяти народа.

Седьмой час вечера пробил,

Ветер дул изо всех сил,

Дождь хлестал струями могучими,

Небо хмурилось серыми тучами,

И казалось, Демон Небесный грозит:

«Мост через Тэй будет мною смыт».

Когда поезд выехал из столицы,

У путников были покойны сердца и веселы лица,

Но северные ветры так завывали,

Что вскорости все пассажиры духом пали,

И в страхе держали такую речь:

«Уповаю на Господа — только бы мост пересечь».

Но едва поезд приблизился к бухте Уормит-Бэй,

Северный ветер возопил ещё громче и злей,

И сотряс центральный пролёт моста через Тэй

В последнее воскресенье семьдесят девятого года,

Кое надолго сохранится в памяти народа.

Поезд мощно влёкся паровозом, что был впереди,

И в виду показался уже славный город Данди,

У пассажиров страх исчез из груди;

Ими владели сладостные предвкушения

Встречи с друзьями и близкими по случаю наступления

Нового года — и прочие наслаждения.

Поезд взошёл на мост медленно и чинно,

И почти доехал до середины,

Когда центральный пролёт рухнул без видимой причины,

И в реку Тэй попадали женщины и мужчины;

Демон Бури, не скрывший злобной личины,

Был виновником их ужасной кончины

В последнее воскресенье семьдесят девятого года,

Кое надолго сохранится в памяти народа.

Как только стало известно, что больше нету моста,

Понеслись тревожные слухи из уст в уста,

Возрыдали хором богатые и беднота:

«О небо! Мост рухнул — эта беда неспроста!»

А с ним погибли поезд и все пассажиры,

Которые, конечно же, не остались живы,

Бледностью смертною чело их покрылось,

И никто не спасся, дабы поведать, как приключилось

Несчастье последнего воскресенья семьдесят девятого года,

Кое надолго сохранится в памяти народа.

Должно быть, то был ужасный вид,

Сумрачным лунным блеском залит —

Как Демон Бури смеялся всё громче и злей,

Летя вдоль моста через реку Тэй;

О! злополучный мост через реку Тэй,

Близится завершение песни моей,

Коею довожу бесстрашно до сведения людей,

Что центральный пролёт простоял бы ещё много дней,

Кабы он, по суждению тех, кто многих умней,

По бокам был подпёрт контрфорсами из камней,

И, поверьте, стоял бы гораздо прочней.

Ибо чем крепче строения возводить мы будем,

Тем меньше угроза погибнуть людям.