Михаил Моргулис, родившись в Киеве, открыл Штаты в 1977 году. Но, в отличие эмигрантов третьей волны, не стал эксплуатировать модную антисоветскую ноту. А построил в своей отдельно взятой семье христианский социализм. Тем более супруга — Татьяна Титова — дочь православного священника.

Во Флориде, в небольшом городе North Port, у него был приход, свой дом, собаки, дети, внучка.

Жить бы себе без забот. А он колесил по миру, бывшему Советскому Союзу, помогал больным и обездоленным, старался умирить вражду, помочь.

Лет шесть тому назад его занесло на Майдан. На фоне сожженных автомобильных покрышек и разора он, протестант, молился о том, чтобы люди по разные стороны баррикад вспомнили, что они — православные, что человек человеку — не волк.

Но, увы, не помогло.

А еще на Донбассе у него было несколько детских домов, которым он собирал деньги. Однажды, когда денег не хватало, он заложил свой дом…

Мне кажется, что он был похож на отца Александра Меня. Мне он просто напоминал моего отца. Весьма возможно, если бы Христос спустился на грешную землю, он был бы Моргулисом.

Михаил был замечательным, очень тонким, точным русско-американским писателем, вобравшим в себя всё лучшее из русской и американской прозы.

Здесь, как в наваристом украинском борще был и Бабель, и Керуак, возможно, Бротиган, Хемингуэй, Чехов и т. д.:

Мы спешили, спешили, мы торопились, мы догоняли убежавшее время, хотя твёрдо знали, что догнать его невозможно. По крайней мере, в этой жизни. Но весь мир находился в погоне за ним, потому и мы рвались вперёд. Наш додж с мотором в 225 лошадиных сил тихо ревел, и мы летели, обгоняя другие машины. Мы гнались за призраками, улетевшими из Чикаго во Флориду…

Рассказ «Я убил её печальные глаза» я читал в самолёте, когда летел из Чикаго во Флориду.

Америку мне подарил именно он.

Я читал лекции по русской литературе, читал лица американцев, которых у нас учат ненавидеть.

Когда мы пили вино в ресторанчике на берегу реки Апалачикола (индейск. Медленная река), он сказал:

— Смотри, Игорь, вот так и жизнь, как река, течёт…

Я всегда просил время, как Медленную реку: постой, не торопись!

Но потрёпанное жизнью каноэ отчалило в вечность.

Ваш сын, Николас, прислал мне письмо и поблагодарил за дружбу. А я написал, что Вы теперь в моём сердце. Вместе со своим домом и книгами, попугаем и письмами, рассказами и безграничной любовью. Ко всему и всем.

Мне выпало огромное счастье, часть этой любви с барского плеча досталась и мне.

Спасибо!

Отец Михаил, простите мне, что я говорю о Вас в прошедшем времени. Но в русском нет прошедшего продолженного.

И мне не просто смириться с тем, что Медленная река не послушала меня…