Пёстрый орнамент из остро сияющих математических формул и богословских текстов, сулящих интересный проход лабиринтами мысли, даёт совершенно неожиданный результат — двойного путешествия Алисы.

Немка Виктория Ганновер, поставившая один из рекордов долгого пребывания на троне, очарованная головоломными приключениями симпатичной девочки, затребовала другие книги автора, и была разочарована, столкнувшись с оранжереей рогатых формул и заумных рассуждения.

Собственно, том про Алису — тоже заумная штука и, написанная для милой, маленькой девочки, адресуется ко взрослым, готовым более пристрастно рассматривать реальность, стремясь постигнуть, что же она из себя представляет.

…ведь завтра не наступает никогда — не замечали?

Мы пребывает в бесконечно длящемся сегодня, не имея представления о длительности его продолжения.

…что, кстати, вас смущает в Троице?

Ведь ваша жизнь — несмотря на вышесказанное про завтра — состоит из прошлого, настоящего, будущего: то есть также троична.

Или возьмём пространство: его очевидная цельность также состоит из трёх измерений: то бишь даёт картину три в одном.

…пространство причудливо изгибается: или меняется Алиса?

Ей ненавистен рост, который гусеница-шелкопряд, покуривающая кальян, считает идеальным.

Или — весьма достойным, ведь она, гусеница, именно такого размера.

Множественность точек зрения предлагает квантовую картину мира, который — отчасти — модель мозга, проанатомировав какой, едва ли можно найти ум.

Или можно?

Ведь ум — не более чем сумма сигналов, вырабатываемых нейронами, их пучками, их связями… или — гораздо больше?

…падению не будет конца: в случае Алисы оно приводит к интереснейшим результатам: хотелось бы, чтобы и взлёту не было…

Однако он знаком не многим.

Необходимо научиться вспоминать будущее: сначала будет подташнивать — но процесс таков, что к нему привыкаешь.

Но будущее, будучи переносимым, будет так походить на прошлое, которого нет, будто некто запустил вас в лабиринт, где вместо стен сплошные зеркала.

— Ма, брать на ужин сосиски? — возле магазина спрашивает, логично используя смартфон, мальчишка лет четырнадцати.

Льётся ответ.

(Ответы текучи, как предметы, с которыми придётся столкнуться Алисе в одной из глав…)

Но текучесть бывает конкретной, и мальчишка, получив ответ, отправится в магазин: брать сосиски — или не брать.

Ему сложно рассказать об условности всего: имени, окружающего пространства, собственных ощущений, сладкого, тёплого, отчаяния, веры…

Он же видит, насколько всё конкретно: папа, мама, квартира (могла бы быть и побольше), деньги, папина машина — или мечта об оной, школа, уроки, Марь Петровна, опять влепившая тройку…

Всё конкретно — и слёзы, и любовь, и смерть…

Но если обратиться к правде Алисы, окажется, что вовсе и не так: и внутри этой конкретики бурлит такая плазма жизни, в которой не разберёшься.

…ведь дитя, превратившееся в порося, вырастет в красивую свинку, в то время как в качестве младенца оно (дитя) было достаточно противным.

Опять же, ежели декларирован дифференцированный вход — для гостей и для слуг, — то как быть тому, кто не является ни тем, ни этим?

Не сталкивались с подобным?

Очень хочется куда-то войти, но условия не позволяют, поскольку вы ни то ни сё.

Определите-ка себя…

…хотя при дневном свете, да и в круговороте дел, кажется так просто, а вот ночью, особенно если бессонница входит незримой гостью и точно спадает дневная кожа, — уже затруднительно будет.

Текучесть предметов, увиденная Алисой, связана с условностью человеческих целей: достигнув вожделенной, понимаешь, какая же ерунда владела сознанием, однако стремишься к новой, вполне способной оказаться ещё большим пустяком.

Одним из главным персонажей кажется кот: которому нельзя отрубить голову — ибо что же рубить, ежели туловища нет?

Есть, впрочем, улыбка, концентрирующая в себе многое: тут и насмешка над общепризнанной чем-то важным тщетой, и понимание условности — практически всего на свете, и вариант эскапизма, когда от действительности, будь она даже сказочной, необходимо уходить.

Разное, разное.

…только кот Шрёдингера, который и ни жив, и не мёртв, может тягаться с Чеширским: и в том, и в том случае нужен наблюдатель, делающий выводы — правда, никто, включая самих котов, не поручится, что они верны.

И Зазеркалье, и Страна чудес много ближе, чем предполагает большинство участников глобальной человеческой мистерии: они отчасти и в нас, в невероятно сложном устройстве мозга, в чудовищно сложном устройстве языка, допускающего игры любыми смыслами, и в том, что никто никогда не узнает, что отражает зеркало, когда в него не глядится никто.