Я опаздываю, меня ждёт Нина. Бегу мимо конюшен, манежей, бегу, бегу, потом поднимаюсь в воздух, быстро перебираю ногами — я так летаю во сне — и приземляюсь на опилки нашего манежа. Он маленький, и лошадь у нас одна — Нина. Она мне рада, фыркает. Начинаем работать. Я держу под уздцы Нину и веду её по кругу.

— Гы-гыы! — это радуется Ваня, он едет на Нине и хлопает в ладоши.

Звонок будильника. Я глажу лошадиную морду:

— Пока, Нина!

И просыпаюсь.

Половина пятого. Темно. Я ничего не хочу: ни кофе, ни курить, ни йогурт, который мне делает в йогуртнице мама. Ни-че-го. Пятнадцать минут, чтобы умыться, одеться, расчесать волосы.

— Позавтракай! — это проснулась мама.

— Не хочу!

Пять минут до остановки, двадцать на маршрутке, потом служебный автобус. И можно спать в автобусе, пока он будет ехать до работы.

Мне опять снится Нина: она мне рада, фыркает, я глажу её по морде, и веду Нину по кругу.

— Гы-гыы! — радуется Ваня.

Ваня даун, ему пять лет, у него рыжие волосы и веснушки. Ваня всегда счастлив, когда он в седле, улыбка до ушей. Ваня хлопает в ладоши, поднимает ноги. Ещё не хватало, чтобы он упал!

Автобус резко тормозит. И я просыпаюсь.

Там, во сне, Ваня едет дальше. Если он упадёт, виноваты будем мы — я и Вера. Вера иппотерапевт, а я её помощница. Если не знаете, кто такой иппотерапевт, лучше сделать вид, что в курсе, чем он занимается, иначе Вера будет два часа рассказывать о лечебной верховой езде, которая помогает даже детям с трудностями в развитии… Вера работает с такими детьми уже лет пять. Она верит, что лошади могут вылечить даже самые сложные болезни.

Я попала к Вере, когда училась в универе и собиралась стать детским психологом. На пятом курсе требовалось пройти практику и написать диплом. Неподалёку от нашего дома конноспортивный комплекс, я пошла туда. Зашла в ворота и остановилась, не зная, кого искать и что говорить. Зачем лошадям психолог? Зачем психолог тем наездникам в красивой форме, которые мимо меня вели лошадей в открытый манеж: шлемы, бриджи, перчатки, высокие сапоги…

Тут ко мне подошла высокая, худая женщина. Спросила, кого ищу. Я ответила, что студентка, у меня практика…

— Так ты ко мне! Я — Вера, — сказала она и громко засмеялась, показывая крупные зубы, отчего стала похожа на лошадь.

Вера взяла меня помощницей. Диплом я написала, психологом не стала.

Вера идёт рядом с лошадью Ниной и придерживает Ваню. А я веду Нину по кругу: никаких рывков, спокойно. Нина самая тихая и послушная лошадь на свете.

Ваня от счастья пускает пузыри, мы с Верой улыбаемся. Один круг, второй. Всего три. Потом будет Маша, она аутист. После Маши — Оля, у неё детский церебральный паралич.

А потом у мамы случился инсульт, с бухты-барахты, непонятно почему. Мама говорит, что от тяжёлой жизни: с моим отцом они развелись, и след его простыл, она всю жизнь работала, вот и доработалась.

После инсульта мама говорила медленно, заикалась, и правая рука плохо слушалась. Нужны были деньги, чтобы разработать руку и вернуть речь, врачи это называли реабилитацией.

Мне нравилось помогать иппотерапевту Вере на манеже, но платили мало, и я ушла работать в торговый центр.

— Заа-ччем уучи-лась на пппси-холога? Иди раббо-тай в детсад или шшшколу, — советовала мама.

— Но там нет лошадей!

— Иди тту-да, где лло-шади.

У мамы на всё есть готовый совет. Она советует с утра до вечера, у нас семья советов. Замолкает мама, когда разрабатывает, тренирует руку.

Теперь мама работает в ближнем кафе, жарит картошку фри. По её словам, ничего сложного: надо насыпать в сетку ломти картошки и опустить в кипящее масло.

Масло шипит, брызгает и обжигает руки. Сначала было много ожогов, пока мама не приноровилась, но она говорит, что правой руке ожоги даже полезны, чувствительность тренируется. Ага, тренируется!

Я приехала в огромный торговый центр: краски, лаки, морилки, обои, ламинат. Есть игрушки: огромные, ростом со взрослого человека, фиолетовые обезьяны; розовые и голубые зайцы; сине-зелёные тигры. Канцтовары. Текстиль. Мебель. Обувь.

Я работаю в отделе посуды.

Мой отдел за стеклянной стеной. Возле двери в отдел табличка. На табличке написано: «Разбей стекло!» — и нарисована рука, которая разбивает стекло. Рядом с табличкой кнопка в стеклянной коробке и на петельке маленький чёрный молоточек, с виду игрушечный.

Когда я только начала здесь работать, меня так и подмывало долбануть по этой коробке, нажать на кнопку и посмотреть, что будет.

Потом нас учили пожарной безопасности: «В экстренных случаях возьмите молоток, разбейте стекло, так вы получите доступ к аварийной кнопке. Нажмите на кнопку, включится сирена!..»

«Доступ», «включится»… Мне стало скучно и всё равно.

Я переодеваюсь и начинаю работать, тихонько напевая:

А за ними блюдца, блюдца —

Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!

— Привет! — из соседнего отдела мебели выходят Юсуф и Алёна. Они работали в ночную смену. У Алёнки растрёпанные волосы и помада размазалась по лицу. Она смеётся:

— Диван привезли, мя-ягкий!

У Юсуфа и Алёнки любовь. Юсуфу нельзя жениться на Алёнке, у него другая вера, на родине уже есть невеста и родители будут против.

Но у Юсуфа и Алёнки сейчас одна общая вера, у них любовь.

— Ты чего там причитаешь? — спрашивает меня Юсуф.

— Это «Федорино горе»! Тебе в детстве не читали?

Вдоль по улице несутся —

Дзынь-ля-ля! Дзынь-ля-ля!

На стаканы — дзынь! — натыкаются,

И стаканы — дзынь! — разбиваются.

Тут приходит старшая по смене: «Напутали с графиком, некому работать утром, останьтесь до обеда, доплатим!»

Юсуф и Алёнка остаются, идут в свой отдел. А мне нужно разгрузить две паллеты с посудой: снять упаковку, достать, поставить на полки.

Завтрак. Кофе, булочка.

— Чем-то пахнет?

Все пожимают плечами. Показалось.

Сегодня мне везёт: хорошие покупатели, тётка и дядька из провинции:

— Где наборы посуды? Чтобы много и в красивых коробках? И бокалы с рисунком? И кувшины?

В их тележке полно барахла. Подарки дочери на свадьбу, гостям, родне. Список на двух страницах. Радуются:

— Какой хороший магазин! Тут дешевле!

Со склада привезли ещё паллету с кастрюлями и сковородками. Я снимаю коробки и ставлю их на полки. Опять этот запах, будто плавится пластмасса. У меня кружится голова и щиплет глаза. Надо сесть на край паллеты и отдохнуть. Я хочу спать, я хочу спать…

Я слышу, как лошадь стучит копытами по полу. Нина — откуда здесь Нина? Я встаю, иду за ней. Нина идёт к стеклянной стене. Глупая лошадь, она не сможет выйти, это же стена!

Ничего не глупая! Там же кнопка и табличка «Разбей стекло». Разбей, так разбей. Молоток? Я смотрю на него и не понимаю — зачем он?

Бью кулаком по стеклу. Немного порезалась. От удара по стене бегут трещины, стекло падает на пол. Теперь кнопка без стеклянной защиты. Я нажимаю на кнопку. Воет сирена, и так громко, что в ушах у меня закладывает.

Я трясу головой.

Позади меня дым и бабахают взрывы, наверное, это банки с лаком и красками.

Мы с Ниной пробираемся по коридору к большим дверям на складе.

Вместе с нами, визжа от ужаса, бегут фиолетовые обезьяны, розовые и голубые зайцы, сине-зелёные тигры, прыгают тарелки и кружки.

Я пинаю диван, который семенит впереди, и кричу ему:

— Быстрее! Быстрее! Шевели ногами!

И ещё громче, чтобы не было страшно и не слышно, как трещит позади огонь:

Из окошка вывалился стол

И пошёл, пошёл, пошёл, пошёл, пошёл…

А на нём, а на нём,

Как на лошади верхом,

Самоварище сидит

И товарищам кричит:

«Уходите, бегите, спасайтеся!»

Вижу Юсуфа и Алёнку, ребят из других отделов. Они орут в мобильные — про наш пожар уже показали в новостях, родители сходят с ума. Телефон звонит и у меня.

— Быстрее! — кричу я дивану, и вытираю о футболку кровь на руке. — Я не тебе, мама! Я живая! Мама, я живая!