Везувий просыпается

Когда Березовский заходил в комнату, начинало пахнуть серой, как от спичек. Он был для меня настоящим чёртом. Очень талантливым чёртом.

Б. Белоцерковский

«А ведь скажи тогда кто-то, в стародавние пятидесятые, что этот щуплый и шустрый еврейчик с вечно не закрывающимся ртом станет некоронованным властителем России, будет избирать вождей (о президентах в те годы слыхом не слыхивали), формировать правительства и открывать ногой тугие кремлёвские двери, никто бы это даже за удачную шутку и не посчитал. Ещё, может, и побили бы его — для острастки» (Хинштейн А. Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги. М., 2013).

Кем мог стать школьник Боря Березовский?

Плохоньким инженером? — совсем плохоньким, потому что не любил приземлённой практической деятельности, — да.

Псевдоучёным, кропающим никому не нужные квазидиссертации и псевдостатьи? — да, уже и стал в какой-то момент.

Заведующим продмагом, отпускающим по блату дефицит, а ещё лучше: начальником ОРСа — вполне. Возможно, неудачником-товароведом. Или, наоборот, мог подняться до директора овощебазы.

Директором совхоза, как Лукашенко? — вряд ли, не по зубам косточка, не по Сеньке шапка…

Мечтал он о многом, даже о Нобелевской премии, мечтать в стране развитого социализма никому не возбранялось. Но чтобы рулить Россией — об этом, я думаю, он даже во сне не поднимался. «И дело здесь не столько в государственном антисемитизме, — писал Хинштейн, — сколько совсем в другом: в отсутствии у нашего героя тех неуловимых, но необходимых черт, которые с детства отличают будущих начальников и VIP-персон от прочего люда, всевозможной массовки».

Кто знает, были у мальчика черты лидера? Сверстники могли не догадываться об этом, а нам теперь издалека не разглядеть.

«Ужас, всё время болтал, — вспоминала его мать. — Уже не знали, на какую парту его посадить, он всё равно найдёт кого-то и будет всё время разговаривать».

Незначительный, суетливый, говорливый, невнятный — таким его увидел и Серёжа Турчин при их первом знакомстве. Люди вообще мало меняются. Приобретая жизненный опыт, мы, как правило, становимся хуже: хитрее, изворотливее, злее, коварнее. Мало кому удаётся пронести через годы лучшие детские качества: открытость, непосредственность и доброжелательность. Как вы думаете, были у маленького Бориса эти замечательные детские качества? Почему нет, может, и были…

Сверстники, видимо, не принимали всерьёз вертлявого Бориску, однокашницы — вообще не замечали. Детские и юношеские обиды сформировали его будущий характер: вкрадчивость, энергию, несгибаемое, звериное упорство и сатанинское тщеславие. «Меня многие предавали», — часто говорил он. До последних дней лондонский изгнанник пытался рассчитаться с предателями за свои детские мальчишеские и новые недетские обиды, доказать этому неблагодарному миру — и в первую очередь самому себе, — «сколь преступно они все недооценили его таланты и достоинства».

Абрам Маркович Березовский, сын томского купца, — по профессии инженер-строитель — всю жизнь колесил по стране, что-то возводил, воздвигал, пока не осел, наконец, в Москве. В 1943 году, в самый разгар войны, познакомился с Анной Гельман, девятнадцатилетней студенткой мединститута, — встреча двух провинциалов, приехавших покорять столицу.

Двенадцать лет разница в возрасте.

Она — милая и трогательная; он — солидный и надёжный: за таким как за каменной стеной. Что это было — пылкая любовь или трезвый расчёт? Шла война, по Москве женихи не гуляли; даже инвалиды шли нарасхват…

Первый послевоенный год. Мёртвые похоронены, живые вернулись с фронта, люди настраиваются на послевоенную жизнь, которая «теперь будет совсем другая», все полны радужных надежд. Двадцать третьего января 1946 года у четы Березовских родился мальчик.

Абрам Березовский был на хорошем счету, его переводили с завода на завод — каждый раз главным инженером, — дали даже премию Совмина. В общем, молодой советский выдвиженец.

К моменту рождения сына Анна училась на третьем курсе, из академического отпуска назад уже не вернулась — выбрала жизнь скромной домохозяйки.

Отныне и навсегда всё в этой семье будет подчинено интересам долгожданного наследника. О, эта атмосфера безоглядной любви и даже поклонения! «Она боготворила сына, полностью жила его жизнью, — вспоминает её знакомая Алла Раствелина. — Есть такие фанатичные мамы, которые с первых дней появления в семье чада всю собственную жизнь дарят только ему. Она даже второго ребёнка не захотела только потому, что не представляла себе, что придётся делить свою любовь к Борюсе с кем-то ещё. Борюня для Анны Александровны был светом в оконце, абсолютным “всем” в её жизни».

Анна Березовская, насколько мы знаем, дала единственное интервью (приуроченное к шестидесятилетию сына); мать олигарха вспоминает такой эпизод: обнаружилось, что ненаглядный сын скрыл от неё несколько полученных двоек, и Анна Александровна решила проявить строгость и наказать нерадивого ученика.

«Он лёг. И я его так, знаешь… рукой шлёпнула. В общем, и потом мы оба… Нет, не помню, не буду говорить, плакал ли он, но я плакала».

Жили Березовские скромно: шиковать было не на что. Если появлялись лишние деньги, тратили на Борю.

«Помню, один раз муж получил премию… и сказал: “Поезжай, купи себе хоть платьице”. Я приехала и увидела детские колготки и шапочки. И купила их на все эти деньги. А себе, помню, купила только клипсики. И такая счастливая ехала домой!»

В сравнении с большинством советских семей Березовские существовали сносно. Достаточно сказать, что на почётном месте в их одиннадцатиметровой комнате стоял, прикрытый салфеткой, телевизор — роскошь по тем временам неслыханная! — всё равно, что теперь автомобиль класса люкс.

В школе Бориса постигло жесточайшее разочарование: выяснилось, что их кажущееся благополучие — не более чем жалкая пародия на подлинную роскошь. Дело в том, что в школе № 413 Ждановского роно учились в основном представители столичной элиты.

«Определённое своеобразие школе добавляла близость нескольких престижных домов, — вспоминает одноклассник Березовского Евгений Беркович, — высотного на Котельнической набережной и пары домов на улице Чкалова, где жили известные физики. Оттуда пришли в школу дети знаменитых учёных, артистов, военных».

Блатные дети жили уже не в коммуналках, а в отдельных квартирах с телефоном, ватерклозетом и даже ванной. Носили модные курточки и брюки, катались на велосипедах и коньках, а к школе их подвозили аж на персональных автомобилях.

Впечатлительная душа избалованного домашнего ребёнка не могла остаться равнодушной к столь прелестным признакам социального успеха, вот тогда-то, наверное, и зародилась в мальчике Боре мечта о красивой и богатой жизни…

Он был увлекающейся натурой — ходил в кружки, секции, учился играть на баяне (пианино не помещалось дома), навзрыд отдавался пионерской работе, взахлёб соревновался в сборе макулатуры и металлолома.

Семья Березовских переезжает на новую квартиру в Академическом проезде, и в шестом классе их мальчик переходит в английскую школу № 2 на углу Ленинского и Ломоносовского проспектов. В этом районе жили в основном работники Академии наук. Среди Бориных одноклассников — сын нобелевского лауреата Прохорова, дочь крупного физика-теоретика профессора Берестецкого.

«Из общей массы Бориса я никак не выделяла, — вспоминает Елена Баженова, его классная руководительница. — Да, неглупый. Да, способный. Но особой исключительности ничто не предвещало; был как все».

В новой школе юный Березовский вступил в комсомол и активно включился в столь важную для всей страны общественную деятельность. Среди его многочисленных комсомольских нагрузок — работа в школьном агитпункте. С агитацией, похоже, у него как-то не пошло, и тогда он придумал ни много ни мало — комсомольский патруль (патруль — уже какая-никакая власть!), придумал, организовал, сам же его и возглавил (не отдавать же власть в чужие руки!).

Патрульные дежурили на входе, проверяли: чистоту обуви, наличие сменки, успеваемость комсомольцев, отмечали опоздавших. Ах, что за сладкое чувство — задержать за опоздание не кого-нибудь — аж сына классной руководительницы! Это ли не высшее свидетельство его высочайшей принципиальности?!

Что говорить, разнообразных талантов у этого шустрого мальчишки было хоть отбавляй! Но случился у него ещё один по-настоящему высокий талант — главный талант всей его жизни: уже тогда он мастерски овладел высоким искусством обмана. Нет, никто в классе не умел врать лучше него: у будущего политического деятеля это получалось на удивление правдоподобно. Отъявленный шкода, он после любых, даже самых дерзких выходок выходил сухим из воды. Учителя глядели в эти наивные, восточные глазки с растерянно хлопающими ресницами, у них не оставалось ни капли сомнения: уж кто-кто, а этот приличный, интеллигентный мальчик точно не может быть замешан в плохом. Но ведь кто-то всё придумал и сделал… Ну что же — за проделки Березовского доставалось совсем другим. Начало было положено уже тогда, в невинные детские годы грядущего босса! Начало… Лиха беда — начало!

Это качество очень пригодится ему в последующей жизни…

Понятно, почему одноклассники его не любили.

Дворовые мальчишки считали его дохляком и маменькиным сынком — от них больше всего и доставалось.

Когда сверстники впервые поучили его правильной жизни, пионер Боря долго не мог сообразить, что случилось. Мир раскололся: в одной половинке — домашние тепло и уют, мама, от которой никогда не было секретов, и алтарь домашнего храма — покрытый кружевной салфеткой телевизор; в другой — опасный двор и ничего не понимающая, неотёсанная дворовая шпана.

Он был уверен, что правда на его стороне, но дать сдачи обидчикам не мог и не умел — телом тщедушен был, росточком обделён был, да и бойцовским характером на тот момент не отличался. Но уже тогда его нельзя было упрекнуть в недостатке сообразительности — быстро смекнул: не хочешь ходить с синяками, подстраивайся под тех, кто сильнее.

Видимо, с тех пор и появились у него хорошо нам теперь известные: поднятые плечики, подобострастная, вкрадчивая походка — бочком, бочком, тяга к сильным мира сего и торопливое многословие: надо ведь успеть побольше наговорить, отвлечь внимание, заболтать противника, лишь бы не били. Ну и, конечно же, — пристрастие к солёному и матерному словцу, без труда добавляющему недостающие штрихи брутальности его невзрачному облику.

А потом он стал старше и сделал неприятное открытие: прелестные одноклассницы почему-то игнорировали его, будто он и не юноша вполне себе пубертатного возраста, — вообще не замечали. Он готов был из кожи вон лезть, чтобы привлечь хоть чьё-то внимание — ноль результата. «Юный Березовский был в точности таким же, каким через много лет его узнает страна: сумбурным, невнятным, суетливым. Невысокого роста, сутулый, вечно куда-то спешащий, во рту сплошная каша — он, понятно, никак не подходил на роль героя-любовника, — писал А. Хинштейн, скрупулёзно опросивший его одноклассников. — Но в изложении Бориса Абрамовича был он парнем хоть куда, драчуном, забиякой и бретёром. И друзей имелось у него с избытком, а если от чего и страдал он, так исключительно от антисемитизма и большевистской косности».

«Однажды мы играли в классе в футбол и разбили портрет Дзержинского, — рассказывал он в одном из интервью, которые он в эру своего расцвета раздавал в несчётном количестве, — под этим предлогом меня не хотели принимать в комсомол. Говорили, что это был антисоветский поступок, чуть ли не сознательный».

Правда, его матушка вспоминала об том эпизоде несколько по-другому: «Учительница по истории рассказывала им, что, когда Дзержинский говорил, у него горели глаза. И что эти трое или четверо сделали? Сняли портрет Дзержинского со стены, подчистили глаза и провели туда лампочки».

Весёлая детская шалость, тут нечего стыдиться — ну, подзабыл, ошибся… Вспомнил не так, как было на самом деле, — может, случайность? Вроде, пустяк. Но с этим умением БАБа в нужный момент вытаскивать из рукава туза или короля, переворачивая события с ног на голову, мы с вами ещё не раз встретимся.

* * *

Да, у четы Березовских родился чертёнок. Весёлый, проказливый, симпатичный… Со временем из него вырос вполне себе полноценный чёрт.

И. Малашенко в Рамблере рассказывал о БАБе, это случилось на презентации — сразу после выхода книги «Время Березовского»: «Он был малообразован, не понимал, где проходит граница между добром и злом. Однажды он пригласил меня на свою виллу на Кап д’Антиб, и, выйдя из машины, первое, что я увидел, — каменная надпись “Оставь всю печаль, приходящий сюда”, переиначенная цитата из Данте. В “Божественной комедии” над адом написано: “Оставь всякую надежду, входящий сюда”. И я сказал Борису: “Посмотри, твой рай — просто перелицованный ад, и это очень опасная игра, потому что с адом ты неизбежно заиграешься”. Борис заигрался с адом».

Как получилось, что в человеческой семье мог родиться чёрт? Отец и мать Бориса никогда не были обременены предрассудками клерикализма — может, поэтому? А с другой стороны, не очень-то верится, что милая двадцатидвухлетняя Анна Гельман могла водиться с нечистой силой. Как тогда быть с чертячьей генетикой? Кстати, такой же вопрос можно задать и относительного происхождения Троцкого, Азефа и Парвуса. Те уж точно — из всех чертей самые что ни есть чертяки, просто несвятая троица. А в принципе, как в обычной семье может появиться ребёнок-чёрт? Сейчас мы — даже самые верующие и воцерковлённые — не очень-то разбираемся в делах небесных, а уж в демонологии — тем более. Посмотрим, что об этом писали искушённые люди в Средние века.

Очевидно: черти не родятся сами по себе. Нужно, чтобы чёртом (инкубом) был либо отец, либо мать. И отчасти примыкает к этому традиционный русский народный сюжет о подмене младенца чадом нежити.

Средневековые демонологи не были изобретателями инкубов, поскольку истории о сношении человека с духами природы, демонами и языческими богами присутствуют во многих культурах и верованиях. В древнегреческой мифологии Зевс отличался большим распутством и влюблялся в смертных женщин, например, в Семелу, родившую ему Диониса.

Римляне считали инкубов духами и приписывали им возможности и привычки, которые русские приписывают домовому… Инкуб, кстати, упоминается и в трагедии Гёте «Фауст» в качестве «духа земли».

В славянских преданиях инкуб увязывался с Летающим или Огненным змеем: «Огненный змей (варианты — змей-любака, маньяк, налёт огнянный, прелестник) — злой дух, мифологическое существо, которое часто является людям инкубом — ипостасью ходячего покойника или чёрта, принимающего облик умершего или находящегося в отлучке мужа или любовника, и вступающего в любовные отношения с женщинами».

В сказках, легендах и мистических историях встречается и такое, что нечисть якобы обернулась мужем и затащила женщину на ложе. А тогда уж, наверное, возможно и рождение ребёнка — почему нет? И при определённом стечении обстоятельств никто, включая мать, не узнает, что ребёнок этот не от мужа, а от чёрта, то бишь он и есть маленький чёрт.

Мне кажется, можно сразу отмести приведённые выше варианты, подробно описанные в «Молоте ведьм» — трактате Генриха Крамера по демонологии и о надлежащих методах преследования ведьм. Все наши пламенные революционеры родились в достойных семьях, хоть и не христианских, но их матерей мы никак не можем заподозрить в тайных связях с чертями. А чтобы эти заботливые еврейские мамы не заметили подмены их младенцев на чады нежити — нет, этого ну никак не могло случиться!

«Молот ведьм» даёт ещё один вариант — на эмбрион в момент его формирования или на плод уже на этапе вынашивания было обращено какое-то особенное воздействие.

Что может происходить с плодом, если в беременную женщину вселится инфернальная сущность? Наверное, эта сущность может как-то направить развитие плода.

А насчёт вселяющихся в человека бесов — если верить легендам, то это запросто может произойти в любой момент. Во всяком случае, к такому выводу меня почему-то располагают цитаты из книги Александра Амфитеатрова «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков», изданной в 1911 году:

«Чтобы ворваться в слабо защищённую душу, дьяволы пользовались не только малейшим вольным грехом, но всякою невнимательностью, вводившей в грех невольный. Дитя хочет пить. Дьявол подсовывает ему кружку воды и сам в неё ныряет. Бедное дитя пьёт, позабыв перекреститься, и вот — бес уже в нём. Это рассказ св. Цельза. В житии св. Бонания, аббата в Люцедио, повествуется о родильнице, которая таким же способом проглотила дьявола по имени Фумарета (Fumareth). Св. Григорий Великий знал монахиню, съевшую демона в листке латука. Если человек жил в грехе, от бесноватости не могли его спасти никакие святые прибежища, ни убежища. В житии св. Констанца, архиепископа Кентерберийского, рассказывается случай, как бес вселился в молодого монаха в то самое время, когда он читал за литургией Евангелие. Сын отца Алексея в известном рассказе Тургенева окончательно был схвачен преследующим его бесом в момент ещё более священный:

— Слушай, — говорит, — батька. Хочешь ты знать всю правду? Так вот она тебе. Когда ты помнишь, я причастился — и частицу ещё во рту держал — вдруг он — (в церкви-то это, белым-то днём!) встал передо мною, словно из земли выскочил, и шепчет он мне… (а прежде никогда ничего не говаривал)… — шепчет: выплюнь и разотри! Я так и сделал; выплюнул — и ногой растёр. И стало быть, я теперь навсегда пропащий — потому что всякое преступление отпускается — но только не преступление против Святого Духа…

Все некрещёные предполагались одержимыми бесом с момента рождения».

Теоретически, кстати, и вселение беса необязательно. Деревенская ведьма посмотрела дурным глазом — вот уже и плод стал развиваться под чёрта. Или, например, зачатье в аномальной зоне произошло. Или потом беременная в проклятом месте плод вынашивала. Или тот же домовой как-то решил на будущего ребёнка повоздействовать своими мистическими силами.

* * *

В последних классах школы в Березовском произошёл неожиданный перелом — проснулась любовь к точным наукам, хотя вплоть до восьмого класса тройки по геометрии с алгеброй были самой частой отметкой. Он всерьёз увлёкся математикой, его даже стали посылать на математические олимпиады — отстаивать честь школы.

Годы ещё вполне оттепельные. Ещё живы хрущёвские послабления с нежными ростками, пробивающимися сквозь изрядно продырявленный железный занавес, — демократизации, свободы творчества и налаживания контактов с продолжающим загнивать капитализмом хотя бы в области культуры.

Андрей Вознесенский у памятника Маяковскому кричал: «Я — Гойя! Глазницы воронок мне выклевал ворог, слетая на поле нагое». Появился театр «Современник», а в 1964-м — обновлённый Юрием Любимовым Театр на Таганке. В Москве проводился конкурс Чайковского и возобновился международный кинофестиваль. Рупорами шестидесятников стали журналы Новый мир и Юность, вечера поэзии в Политехническом музее, зарождался новый жанр бардовской песни, прошли первые после возвращения из Китая гастроли оркестра Олега Лундстрема, первое живое появление в Союзе американского джаза в лице биг-бэнда короля свинга Бенни Гудмена.

И садовые скамейки куйбышевского Бродвея, на которых весной 1962-го собирались группы молодёжи, действительно были. И там действительно бурлили идеи, кипели страсти, обсуждались замыслы. Молодёжные движения и объединения по всем городам Союза росли как грибы.

В 1962 году наш герой закончил школу, аттестат был посредственным: четыре пятёрки, двенадцать четвёрок и одна тройка. Аттестат — что, разве это самое главное? Честолюбивый юноша решает посвятить себя науке и несёт документы в святая святых — на физический факультет МГУ. Он, как вся страна, смело смотрит в будущее и почти уверен в успехе, но жизнь не согласилась разделить его оптимизм: на устном экзамене по математике Борис получает отлично, но на письменном — неуд.

В случившейся неудаче виноват, конечно, государственный антисемитизм: «Мне поставили двойку, потому что я еврей». Давая интервью в годы своего жизненного успеха, БАБ постоянно педалирует именно такое объяснение своего провала, подчёркивая, через какие суровые тернии ему пришлось продираться к звёздам.

Общеизвестно, что даже в открывающие новые горизонты шестидесятые юдофобство ещё поддерживалось государством — вспомним чеканную формулу Косыгина: «Старые не вытаскивать, новые — не забивать!» — но в данном конкретном случае это очередная легенда прикрытия. Михаил Денисов, приятель Березовского с юношеских лет, вспоминает, что такая версия неуда по математике появилась на свет гораздо позже, уже в годы публичности БАБа: «Напротив, он сам признавался, что ему не хватило знаний. Борис даже приводил в пример своего приятеля из параллельного класса — еврея. Вот, мол, если б я был подготовлен, как он, тоже бы поступил».

Вместо МГУ он был вынужден поступать в Лесотехнический институт на факультет электроники и счётно-решающей техники, созданный по инициативе самого С. П. Королёва: вот уж унижение так унижение.

Некоторые доморощенные биографы высказывают мнение, что туда с поступлением у Бориса тоже возникли проблемы и, возможно, эти проблемы как-то устранялись его отцом, Абрамом Марковичем, — возможно, с помощью сверхлимитной отгрузки керамической продукции своего предприятия. Не исключаю, что это наветы недоброжелателей, хотя все знают: при советской власти именно так, неформально, и решались нерешаемые вопросы. Но если это всё-таки верно, то уже с нежного абитуриентского возраста будущий БАБ убедился, что связи и блат являются настоящей властью в стране развитого социализма — перед ними не устоят никакие стены.

Чудесные студенческие годы, всё прекрасно! Нет, он не просто лучше сверстников решает математические задачи, он умнее их во всём. Дело в том, что, по мнению Ю. Фельштинского: «Отличие Березовского от остальных людей заключалось в том, что его интересовал только он сам. Думал он только о себе; делал только то, что считал для себя выгодным и приятным». И обоснование готово — все вокруг дураки, зачем с ними считаться? Недаром любой его разговор с друзьями (да полноте, разве были у него друзья?), как правило, начинался с присказки-скороговорочки: «Ты не понимаешь». Ты не понимаешь, вы все не понимаете, а я-то уж точно понимаю…

Похоже, что уже в эти годы появилось у него чувство превосходства над окружающими и пофигизм. В личном деле — выговоры: «за нарушение правил читального зала и грубость к сотрудникам библиотеки», «за систематические пропуски занятий». Вроде — ерунда, но раньше тихий, пугливый мальчик ничего такого себе не позволял: дисциплина — пять, прилежание — пять, что ещё там есть? — послушание — твёрдая пятёрка…

Соученики его не особенно жаловали; в том числе и девушки, для которых умение решать задачи не играло, видимо, существенной роли.

Однокурсница Татьяна Хохлова вспоминает Бориса как «сутулого мальчика небольшого роста, с чёрными, не всегда аккуратно причёсанными волосами. Ходил он обычно в запачканном светлом клетчатом пиджаке. Вдобавок необычайно быстро двигался и говорил».

Он уже почти взрослый, он лучше и умнее всех, а женского внимания как нет, так и нет.

Студент Боря Березовский — по мнению близких знакомых — отличался повышенным мужским темпераментом: любил женщин, трогательно относился даже к бывшим возлюбленным, но прекрасная половина, увы, не отвечала ему взаимностью. Все ближайшие годы — вплоть до конца перестройки — наш герой будет мучиться от этого, и, возможно, именно здесь зарыт корень всех проблем его жизни.

Тема секса почти не сходила с его языка; даже случайным знакомым, просто первым встречным, он любил рассказывать о своих бурных эротических похождениях. Вездесущий А. Хинштейн, который запальчиво и не по-детски копал эту тему (задание было такое или задело за живое?), сообщает, что в каком-то колхозном таблоиде он обнаружил «преоткровеннейшее интервью личного уролога Бориса, некоего доктора Князькина, в котором тот рассказывал о вещах сугубо интимных — о габаритах, особенностях, недугах своего пациента; и даже о том, что перед абордажем Борис Абрамович непременно натягивал ярко-красные трусы».

Несколько старых приятелей Березовского, пожелавших остаться неизвестными, рассказывали тому же въедливому Хинштейну, что «ещё в 1980-е Борис Абрамович вынужден был пользоваться услугами платных цыпочек: и это в те годы, когда проституция слыла исключительно западным пороком и платить за любовь считалось чем-то постыдным, недостойным нормального мужчины».

Пришло богатство, и многолетние унижения БАБ с лихвой компенсировал, оттягиваясь за наличный расчёт… «Хорошо, что наступила перестройка, — восторженно заявлял он. — Теперь без проблем можно снять бабу, завести в гостиницу». Любовницы, жёны, нимфетки, девочки из модельных агентств напрокат, жёны партнёров — словом, он дорвался до сладкого, просто плескался в клубничке с молоком!

Стоило стать богатым и знаменитым: локомотивом его непомерных жизненных амбиций, возможно, оказалась элементарная фрустрация. Ситуация, понятная и знакомая не только ему. «Для очень многих людей, — поясняет Пётр Авен, хорошо знавший Березовского, — то, что девушки их обходили, становилось стимулом в разных отраслях человеческой деятельности».

Давайте вспомним разговор на эту тему незабвенного Паниковского с монументальным Остапом Бендером.

П: Я совсем бедный! Я — старый. Меня девушки не любят.

Б: Обратитесь во Всемирную Лигу Сексуальных Реформ. Может быть, там вам помогут.

П (содрогаясь): Меня никто не любит.

Б: А за что вас любить? Таких, как вы, девушки не любят. Они любят молодых, длинноногих, политически грамотных. А вы скоро умрёте. И никто не напишет про вас в газете: «Ещё один сгорел на работе». И на могиле не будет сидеть прекрасная вдова с персидскими глазами. И заплаканные дети не будут спрашивать: «Папа, папа, слышишь ли ты нас?»

П (перепугавшись): Не говорите так! Я всех вас переживу. Вы не знаете Паниковского. Паниковский вас всех ещё продаст и купит.

Это не о Паниковском написано, это о судьбе Бориса Абрамовича (и про старость, и про девушек, и про вдову с персидскими глазами, и про детей на могиле) — пророческие строки, вы не находите? И о собственной несгибаемой позиции БАБа: Вы не знаете Паниковского. Паниковский вас всех ещё продаст и купит.

Возникает вопрос, не слишком ли много внимания уделяет автор любовным похождениям будущего олигарха? Да нет, я не ханжа, мне всё равно, как строил свою личную жизнь Борис Абрамович, это его собственный выбор. Просто, если ты любовь только покупаешь, тогда не надо удивляться — что твоя гражданская жена исчезает на две недели (выкрали инопланетяне, как она объяснила), а потом живёт со своим фитнес-тренером; что одна из бывших жён, с которой якобы сохранились самые тёплые отношения, отсуживает у тебя несколько сот миллионов фунтов; что шестнадцатилетняя стерва в глаза и при свидетелях называет тебя «старым евреем, которого все ненавидят», и живёт с молодым любовником в подаренной тобой квартире. Ещё меня озадачивает, почему такой неподдельный восторг вызывают похождения немолодого и не особо удачливого казановы у некоторых представителей элиты — у Юла Дубова, например, у Дмитрия Гордона или у милого моему сердцу Павла Лунгина, создателя фильма «Олигарх»?

Но это будет потом — и портфельные модели, и элитные эскортницы, и доступные нимфетки, и жёны класса люкс. А в студенческие годы нашему герою пришлось умерить непомерные эротические амбиции, предпочесть синицу в руке и жениться на скромной соученице Нине Коротковой, которая родила ему двух прелестных девочек Лизу и Катю.

После окончания института Березовский в течение полутора лет трижды менял работу, пока в 1969-м не осел в столь желанном академическом Институте проблем управления (ИПУ, тогда — Институт автоматики и телемеханики). В те годы это были очень сложные почти цирковые трюки — поменять работу после распределения и попасть в престижный академический институт. Надо отдать должное способностям начинающего фокусника, уже на заре туманной юности умевшего подключить нужные связи и рычаги блата — абсолютно уникального советского явления!

Нет, не зря он упирался и суетился — в этом учреждении Борис Абрамович останется всерьёз и надолго: в неприступных стенах научного парадиза он встретит перестройку, развал Союза и собственное чудесное превращение из балаганного фокусника в настоящего волшебника — из бесправного нищего учёного в преуспевающего долларового миллионера.

Уже была написана братьями Стругацкими повесть «Понедельник начинается в субботу», и наш герой под фанфары вошёл в лучший из советских НИИЧАВО, чтобы заниматься — естественно — чародейством и волшебством. Институт, основанный в 1939-м, занимался теоретическими и прикладными исследованиями в области управления. Модная тематика с мутными формулировками направлений научных исследований, чем-то напоминающая поиск красной тинктуры в условиях развитого социализма, — именуемой ещё панацеей жизни или жизненным эликсиром, — универсального средства: и золото из дерьма делать, и старое тело молодить. Но в ИПУ это не какая-то дремучая средневековая алхимия — всё строго на научной основе. Постулаты, теоремы, доказательства… А уже по их интеллектуально ёмким рекомендациям будут перестраиваться производства, которые сразу же превысят уровень зарубежных аналогов — почти без затрат и практически мгновенно.

* * *

ИПУ в те годы напоминал свифтовскую ЛАПУТУ — и по созвучию, и по содержанию их бурной деятельности. Кстати, вы знаете, что такое ЛАПУТА? Очень просто — La puta, путана по-испански. Что-то от работы путаны было и в этом НИИЧАВО — денег научный рай съедал немерено, но философского камня для волшебных превращений нашей отсталой промышленности мы так и не дождались. Полный аналог продажного секса: стоит дорого, удовольствия — ноль!

Заглянем в совсем старинные тексты Джонатана Свифта.

Дома лапутян построены скверно: стены поставлены криво, ни в одной комнате нельзя найти ни одного прямого угла; эти недостатки объясняются презрительным их отношением к прикладной геометрии, которую они считают наукой вульгарной и ремесленной; указания, которые они делают, слишком утончённы и недоступны для рабочих, что служит источником беспрестанных ошибок. И хотя они довольно искусно владеют на бумаге линейкой, карандашом и циркулем, однако что касается обыкновенных повседневных действий, то я не встречал других таких неловких, неуклюжих и косолапых людей, столь тугих на понимание всего, что не касается математики. Они очень плохо рассуждают и всегда с запальчивостью возражают, кроме тех случаев, когда бывают правы, но это случается с ними крайне редко.

Очень по-советски, на мой взгляд.

Дальше Свифт пишет о необъяснимом пристрастии лапутян к новостям и политике: они вечно осведомляются насчёт общественных дел, высказывают суждения о государственных вопросах и ожесточённо спорят из-за каждого вершка партийных мнений, хотя Свифт никогда не мог найти ничего общего между математикой и политикой: разве только, основываясь на том, что самый маленький круг имеет столько же градусов, как и самый большой, они предполагают, что и УПРАВЛЕНИЕ миром требует не большего искусства, чем какое необходимо для управления и поворачивания глобуса. Несомненно, одарённые математики нашего своеобразного НИИЧАВО готовы были и стремились УПРАВЛЯТЬ чем угодно — только допустите. Как и в случае с лапутянами, эта наклонность обусловлена скорее весьма распространённой человеческой слабостью, побуждающей нас больше всего интересоваться и заниматься вещами, которые имеют к нам наименьшее касательство и к пониманию которых мы меньше всего подготовлены нашими знаниями и природными способностями.

Забегая вперёд скажу, что впоследствии из таких вот храмов науки и вышли смелые лидеры перестройки и бодрые младореформаторы (настоящие Тимур и его команда), которым мы почему-то доверили свои судьбы, за короткий срок соорудившие на месте нашей страны свой бредовый и претенциозный лапутянский рай.

Но это будет потом, а пока ипушники, как и лапутяне, находятся в вечной тревоге и ни одной минуты не наслаждаются душевным спокойствием, причём их треволнения происходят от причин, которые не производят почти никакого действия на остальных смертных.

Чем же они так увлечены?

Один из учёных занимался проектом извлечения из огурцов солнечных лучей, которые предполагал заключить в герметически закупоренные склянки, чтобы затем пользоваться ими для согревания воздуха в случае холодного и дождливого лета; другой — превращением человеческих экскрементов в те питательные вещества, из которых они образовались, путём отделения от них некоторых составных частей, удаления окраски, сообщаемой им желчью, выпаривания зловония и выделения слюны; третий — пережиганием льда в порох. Одни сгущали воздух в вещество сухое и осязаемое, извлекая из него селитру и процеживая водянистые и текучие его частицы; другие размягчали мрамор для подушек и подушечек для булавок; третьи приводили в окаменелое состояние копыта живой лошади, чтобы предохранить их от изнашивания. Если назвать темы диссертаций, написанных и защищенных в ИПУ в семидесятые — восьмидесятые, получится нечто похожее — квазинаучная жвачка, не имеющая отношения к науке и практике управления чем-либо. Управлением занимались — причём достаточно успешно, — но в совсем других ведомствах.

Не могу не напомнить об особой машине лапутян, показанной Свифту, — станке, подбирающем случайные сочетания слов, написанных на деревянных дощечках. Благодаря этому изобретению самый невежественный человек — считали лапутяне — может писать книги при полном отсутствии эрудиции и таланта. Неважно, о чём — книги по философии, поэзии, политике, праву, математике, богословию и тэ-дэ.

Как это похоже на маразм некоторых советских научных учреждений восьмидесятых, вы не находите? Не всех и не всегда — возразите вы и будете правы. Но об этом поговорим несколько позже.

* * *

Писать книги при полном отсутствии эрудиции и таланта…

Звучит куда как заманчиво. Молодой специалист сразу понял, что его всегда тянуло к чему-то подобному. Тонкой, увлекающейся натуре юного БАБа претила работа практическая, приземлённая, работа от сих до сих. Потому-то он и бежал из этих ужасных почтовых ящиков. То ли дело чистая наука — можно бесконечно дискутировать, спорить, воображая себя — попеременно — то Фурье, то фон Нейманом, в крайнем случае — Леонидом Канторовичем, придумавшим линейное программирование.

Вот что об этом периоде своей жизни писал сам Борис:

«Мне нравилась жизнь учёного в Советском Союзе. Нерегламентированный рабочий день. Не нужно было к восьми часам, продираясь через толпу, лезть в метро. Я мог поспать, но зато мог и посидеть до четырёх утра и подумать над проблемами, которые были интересны. Я вёл жизнь советского художника. Это не жизнь советского рабочего. От звонка до звонка у станка. А с рассвета до заката наедине с собой, со своими мыслями и с компанией, которую ты выбираешь».

А вот мнение Ю. Дубова, сослуживца и будущего компаньона Березовского:

«У нас был невероятно высокий уровень инфантилизма. Это были такие замечательные элои, как у Уэллса. Сел, написал диссертацию. Вскочил, получил зарплату, сбегал за колбасой. Мой шеф говорил: “Ты пришёл в замечательное место, в Академию наук. Тебе здесь всю жизнь будут платить зарплату, и тебя никто никогда не тронет”».

«Березовский, — продолжает Дубов, — придумывал новые задачи с какой-то невероятной скоростью. Были задачи, на которые уже есть ответы, он про это просто не знал. Было какое-то количество задач, наверное, интересных, но непонятно кому нужных. Он был ребёнок непоседа. Он этих идей рожал штук по пять в неделю и бросал».

Нет, БАБ не создан для безмятежной жизни в раю, радостей мнимых научных открытий, накрученных на генераторе идей лапутян (или другим весьма прагматичным способом — бартером автозапчастей), ему явно недостаточно. Его энергия бьёт ключом:

«Я — образец классического советского карьериста. Я — общественное животное. Я — активный человек, был в пионерии, комсомоле, партии».

Березовский с головой погружается в общественную жизнь института: член комитета комсомола ИПУ, активист Совета молодых учёных, потом — председатель Совета. Одной наукой карьеры не сделать.

На пике своего будущего успеха Березовский без устали напоминал, с каким увлечением он занимался наукой; каким талантливым и успешным он был:

«В 27 лет я защитил кандидатскую диссертацию, в 37 стал доктором технических наук, в 45 был избран членом-корреспондентом РАН. Двадцать пять лет я занимался наукой, тоже в режиме восемнадцать — двадцать часов в сутки».

Борис Абрамович вылепит в СМИ собственный образ нищего подвижника науки, живущего математикой, забывающего пообедать аскета в мятом костюме, мыслителя не от мира сего, сутками бьющегося над решением мировых проблем.

Вся озвученная в СМИ биография нашего героя составлена из мистификаций и тщательно придуманных мифов.

Первый фантом: БАБ — большой учёный.

В советском смысле — да, был вполне успешным; большим, видным — не уверен…

По мнению Авена: «Он был очень посредственным учёным. В проблемах, которыми занимался, разбирался поверхностно. Но зато был хорошим организатором. Как только Березовский занял в ИПУ мало-мальски значимый пост, он мгновенно добился права набирать к себе в подчинение евреев. За это они вынуждены были работать на него, выполнять функции научных негров. Вот эти-то ребята и были, действительно, гениальными. Например, Юлий Барышников, живущий сейчас в Германии. Березовский же попросту их эксплуатировал, пользуясь их бесправием».

Друживший с ним в студенческие годы Михаил Денисов:

«Ничем особо выдающимся Борис не выделялся. Средний учёный; верхний слой среднего уровня. Но у него всегда была очень развита организаторская жилка… Это не то, что мы — теоретики; сидели на кухне, писали диссертации. Он всегда входил в темы через предприятия, через производство».

В конце концов, это тоже очень важно — заниматься именно тем, что нужно промышленности, обеспечивать внедрение. Социолог А. Ослон, некогда работавший в ИПУ, считает, что Березовский был довольно слабым администратором:

«Работники лаборатории постоянно были увлечены чем-то. Постоянно находились на гребне творческой активности. Березовский был слишком занят, чтобы отвлекаться на повседневные дела».

А вот мнение ещё одного сослуживца, приведённое в книге А. Хинштейна:

«Березовский буквально фонтанировал различными идеями, но реализовать что-то до конца было выше его сил. Своих подчинённых он просто утомлял противоречивыми, а то и взаимоисключающими заданиями».

В общем, все, даже близкие друзья, уверенно подтверждают: слабак, — а как появились диссеры, научные работы?

Многие считают, будто диссертации Березовский готовил не сам: его кандидатскую писал Михаил Денисов, докторскую — другой приятель, сослуживец по ИПУ, впоследствии партнёр, Александр Красненкер. Есть мнение, что активное участие в подготовке принимал и Ю. Барышников.

А вот что говорит об этом первый заместитель Березовского по ЛогоВАЗу Самат Жабоев:

«Красненкер сам рассказывал мне, что делал для Бориса докторскую. Ему принесли написанные Березовским наброски, тот посмотрел. “Полная фигня” (он, правда, выразился крепче), — говорит. Но его настоятельно попросили помочь».

Я привёл высказывания разных людей — как было на самом деле, мы выяснить уже не сможем. Оставим это на совести очевидцев.

Или, перефразируя Александра Сергеевича:

Ну что же, мненья очевидцев я вам старательно читал — «иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал».

Фантом второй: БАБ — блестящий коммерсант.

Мне рассказывали о запуске на конвейер диссертаций на заказ. Якобы, писал их Красненкер сотоварищи, Борис Абрамович же, как и положено председателю Совета молодых учёных, осуществлял общее руководство и занимался реализацией наукоёмкого товара. Цена докторской под ключ — нескольких тысяч рублей (сравним с зарплатой двести).

В «Большой пайке» Дубов посвящает этому увлекательному промыслу немало страниц.

«Действительно, они писали диссертации за других», — свидетельствует бизнесмен В. Хроленко, познакомившийся с Березовским ещё в конце 1970-х.

«За написание одной главы Борис брал триста рублей, — сообщает Пётр Авен. — Но писал, разумеется, не он; Березовский лишь организовывал процесс — находил заказчиков, подбирал исполнителей».

Главное — организовать процесс, набрать толковых исполнителей, пусть они придумывают и играют музыку. Всю основную работу сделают статисты, а сливки останутся директору филармонии…

Я не сужу. Так принято было в Советском Союзе делать карьеру учёного. Совок неэффективен во всём. Удивительно, что советская Академия наук всё-таки дала нам имена великих физиков, математиков, биологов и кибернетиков — Ландау, Сахаров, Курчатов, Котельников, Королёв, десятки имён. Как говорится, не благодаря, а вопреки… Объяснение на поверхности: всё, что касалось ВПК, космоса и их обеспечения, было под особым контролем. От прикладных институтов — тем более от шарашек — требовались конкретные результаты, а не диссертации. По опыту своей работы могу сказать, что в министерствах микроэлектроники, судостроения, общего машиностроения были очень сильные прикладные НИИ. Но и там с внешними регалиями научной работы безобразий хватало.

БАБ не был учёным в общечеловеческом смысле этого слова, он был обычным, как все, чиновником от науки — бесцветной, затёртой личностью без собственного лица. Говорят, что он не научился даже ясно излагать свои мысли. По воспоминаниям А. Зибарева на заседаниях совета директоров ЛогоВАЗа Березовский каждый раз мямлил, жевал кашу, не мог толком сделать доклад об итогах работы его компании. Вот он, реальный масштаб человека.

Но у него ведь есть истинные таланты. Как у Азефа, как у Парвуса. Что-то даже от Троцкого. Просто таланты эти лежат в другой плоскости. С ранней юности Борис имел нюх на нужных людей и обладал умением легко с ними сходиться: поистине дар небес в эпоху тотального дефицита! Что вам надо? Билеты на спектакль Театра на Таганке? Продуктовые заказы для ветеранов из Елисеевского магазина? Книги Юлиана Семёнова, библиотека современной фантастики?

Он получился совершенно замечательным чёртиком, типичным жучком советской поры; человеком повышенной бюрократической проходимости — очень, кстати, нужный в то время тип людей.

«Борис был таким активным, что поймать его невозможно, — говорит о нём Александр Ослон. — Он появлялся то здесь, то там, звонил в миллион мест, опаздывал в миллион мест, обещал быть в миллионе мест, но так и не попадал туда».

Одним словом, калягинский персонаж Сан Саныч Любомудров — умел дружить, а его записная книжка была испещрена телефонами «нужных людей»; при этом на службе он почти не появлялся.

Втереться в доверие, выскочить как чёрт из табакерки, улучить момент и подсунуть бумажку на подпись, найти подход к нужному человечку, выбить дефицитные фонды — это его стихия. Зачем он пошёл в науку? Из него мог получиться талантливый снабженец-толкач! Это ведь тоже талант. И самое главное — он любил всем этим заниматься.

А вот что говорит о нём Михаил Денисов:

«Боря всегда искал контакты с нужными людьми. У него были к тому способности».

Ему вторит сослуживец Березовского Владимир Гродский:

«Борис знал, как строить отношения с людьми. Он мог найти общий язык с кем угодно».

Руководство института благоволит к молодому учёному. Ему симпатизирует и помогает во всех делах сам академик Трапезников — личность легендарная, Герой Труда, лауреат мыслимых и немыслимых премий, бессменный директор института со времён Иосифа Виссарионовича. Скорее всего, не научными талантами объяснялись симпатии институтского начальства к Березовскому. Услуги, услуги и ещё раз услуги — очень удобный и полезный сотрудник. И какая пробивная сила — нет, такой завлаб определённо необходим институту!

Березовский уже тогда понял, как важно заранее создавать правильный имидж. В его собственном изложении БАБ предстаёт перед нами в образе бескорыстного учёного, живущего в аскезе и всего без остатка отдающего себя советской науке. Похоже, это не совсем верно. Его с детских лет тянуло к красивой, роскошной жизни, да вот беда: бодливой корове бог рог не даёт — на зарплату научного сотрудника особо не разгуляешься.

Денисов рассказывал, что от безденежья Березовский экономил буквально на всём. Ну и конечно, приходилось ловчить, подрабатывать мелкими спекуляциями. Через знакомых продавцов скупал в столичных магазинах мелкие партии дефицита, потом перепродавал — с интересом для себя. Время от времени какой-то товар подкидывал ему папа приятеля, возглавлявший Роспотребсоюз — организацию, управлявшую всей потребкооперацией на российских коммерческих просторах. Очевидцы рассказывают о распродажах втридорога меховых шапок, организованных БАБом и этим его приятелем, — довольно выгодный дефицитный товар в те времена.

Но главной золотоносной жилой для него стали запчасти Жигулей: самая твёрдая советская валюта. Достать в те годы запчасти — двери, крылья, бамперы, лобовые стекла, кузов — было сродни подвигу. А у Бориса нашего Абрамовича в тот период образовались уже кое-какие знакомства на Волжском автогиганте, ВАЗе.

Нужному человечку или начальничку он доставал (ну что, забыли об этом важном глаголе соцдействительности?) вожделенные железяки по госцене, прочим — с наценочкой.

Всё шло по накатанному, пока не случился конфуз в славном городе Махачкала, куда самолётом из Москвы прилетел предприимчатый учёный. Намётанный глаз сотрудника ОБХСС сразу заметил два огромных мешка, которые, надрываясь, тащил небогатырского вида столичный пассажир.

Мешки, как выяснилось, были набиты сирийскими покрывалами и комплектами постельного белья. Молодого учёного препроводили в кабинет следователя — он мгновенно сознался, что хотел перепродать товар по спекулятивной цене.

По тем временам — криминал, и криминал весьма серьёзный. Следователь Анатолий Коркмасов объяснил незадачливому коммерсанту, что сидеть ему придётся годика четыре, тот не мог удержаться от слёз. До сих пор А. Коркмасов с умилением вспоминает, как сам Березовский рыдал у него в кабинете: «Расплакался, как ребёнок. Особо упирал на нищенскую зарплату, рассказывал о несовершеннолетних детях, которые станут безотцовщиной, и неработающей жене. Наволочки и пододеяльники, как оказалось, он купил с помощью знакомого товароведа универмага Москва; деньги на товар назанимал у сослуживцев. Говорил о поломанной научной карьере, о том, что мечтал быть полезным для страны. Но закон есть закон, и прокурор уже дал санкцию на его арест…»

В махачкалинском СИЗО Борис Абрамович отсидел десять суток. Дома у него прошёл обыск, родственники и сослуживцы были в шоке: в институте отреагировали и подготовили специальный выпуск стенгазеты, клеймящий позором отщепенца и спекулянта.

Но потом случилось нечто удивительное. Уголовное дело неожиданно прекратили — якобы за недоказанностью вины. Будто бы следователь Коркмасов проникся состраданием к несчастному кандидату наук и не стал ломать ему жизнь. А руководство института тут же забыло, как только что собиралось пригвоздить незадачливого спекулянта к позорному столбу.

И ещё одна пикантная деталь: не ожидая завершения следствия, дирекция направляет Березовского — случай беспрецедентный — в командировку (куда-то в Восточную Европу). В те времена для выезда за рубеж требовалось пройти все круги ада в жерновах бессчётного количества советских инстанций и комиссий.

Борис из заточения многим звонил, подключал к избавлению себя, любимого, своего друга Лёню Богуславского, а через него — известных деятелей культуры Зою Богуславскую и Расула Гамзатова, у П. Авена это подробно описано, но меня почему-то Пётр Олегович не убедил. Волшебное спасение мелкого барыги и незначительного махинатора от науки можно списать на низменные инстинкты академиков и служителей правосудия, которым ничто человеческое — в том числе дефицитные автозапчасти — было не чуждо. Можно — на капризные зигзаги удачи, которая берегла нашего героя для будущих славных дел и свершений. Александр Хинштейн, бывший журналист, теперь известный политик, считает, что главная причина счастливого избавления нашего героя из рук правосудия крылась в другом:

«Об этой стороне своей жизни Борис Абрамович постарался забыть как можно скорее; даже мысленно — я почти уверен — он предпочитает не возвращаться в далёкий 1979 год, когда судьба свела его с одной могущественной, таинственной организацией, чью аббревиатуру из трёх букв знала вся страна.

Теперь Березовский ругает Лубянку на чём свет стоит, обвиняя контору в покушении на него самого, в убийстве Литвиненко, во взрыве жилых домов. Кажется, нет сегодня на планете более ярого ненавистника отечественных спецслужб, чем Борис Абрамович.

Однако так было далеко не всегда. Мне доподлинно известно, что осенью 1979 года скромный кандидат технических наук Березовский вступил в близкие отношения с КГБ; попросту говоря, стал агентом госбезопасности по кличке Московский или, выражаясь его нынешней терминологией, стукачом».

Леонид Богуславский, знакомый с Борисом со времени их совместной работы в Совете молодых учёных, считает, что кураторы из органов не занимались спасением и реабилитацией БАБа, что именно он выручил своего друга — может и так, нам-то какая разница? А. Хинштейн называет имена кураторов агента Московский — наверное, знает, раз говорит…

Я не случайно привёл справки о первых жизненных шагах троих известных авантюристов. С каждым из них у Березовского есть что-то общее. С Троцким — желание кардинально перекроить привычное нам общество, с Парвусом — изобретательность и способность находить неожиданные ходы в политических играх.

А с Азефом? Оба работали на охранку. Почему они выбрали этот путь?

Оба карьеристы, оба — прагматики tsu di beyn — до мозга костей (идиш.), оба понимали, сколь полезным может оказаться сотрудничество с охранкой. Для Азефа — это деньги и ощущение тайной власти, орудие мести ненавистным богатым сверстникам. По крайней мере, с этого начиналось. Для БАБа, возможно, всё начиналось как игра. Даже рассуждая абстрактно, протекцию и заступничество влиятельной конторы трудно недооценить — почему не попробовать?

Березовский не ошибся в расчётах: «ангелы-хранители» из конторы неоднократно помогали ему. Самое главное — он получил возможность выезжать за рубеж. Перед поездкой — на научные симпозиумы, совещания, лекции — агенту Московскому давался инструктаж: какой информацией интересоваться, с кем из зарубежных коллег завязывать отношения. А потом на встречах с куратором, которые проходили либо возле его, Березовского, дома на Ленинском проспекте, либо на конспиративной квартире, он писал подробный отчёт.

Вот и сейчас — сразу после задержания в Махачкале первым, кому он ринулся звонить, был его куратор. Незадачливый коммерсант чуть не плакал в трубку: «Умоляю, спасите! век не забуду! отслужу! Отработаю сторицей!»

Говорят, КГБ своих в беде не бросает. Как изложил это дело Хинштейн, куратор связался с Махачкалой, объяснил следователю, что гражданин, конечно, виноват, но полностью осознал вину; а доводить до суда не следует…

Когда Бориса Абрамовича отпустили, он прыгал до потолка и клялся следователю в вечной любви. Правда, через полтора десятка лет пробиться к своему бывшему подследственному Коркмасов, сколь ни старался, так и не смог.

Это вполне в характере БАБа. Люди для него имеют сугубо прикладное значение: пока есть в них надобность, Борис будет ужом виться, по-волчьи выть, в глазки заглядывать, это будет безграничная любовь и бес-ко-нечная преданность. Но стоит им потерять былую прикладную привлекательность, Березовский навсегда вычеркнет их из памяти.

Итак, после короткой отсидки наш герой благополучно вернулся на службу. Старыми грехами никто его не попрекал: напротив, карьера Березовского лихо пошла в гору.

Через полтора года Борис Абрамович защищает докторскую, его научным руководителем числится не кто-нибудь — сам академик Трапезников. Тогда ещё Березовский представить себе не мог, какое будущее ждёт его за поворотом. Советская власть казалась вечной, незыблемой, словно Кремль с курантами и мавзолей Ленина. Вся жизнь была распланирована на годы вперёд: как в Госплане.

К началу перестройки наш герой добился практически всего, что задумывал. Он стал доктором наук, завсектором, а в 1987-м — завлабом, получал 500 рублей в месяц и, чтобы засвидетельствовать окружающим свою успешность и достаток, разъезжал на шикарной красной «шестёрке». Купить «шестёрку» без очереди или переплаты было невозможно. Но у Березовского уже были хорошие связи на ВАЗе.

Как ему это удалось? К выполнению своей программы-максимум Борис Абрамович шёл шаг за шагом всю жизнь. Ради неё готов был поступиться любыми принципами, благо принципов этих, видимо, у него никогда и не водилось.

Он использовал простой ключ к успеху: с людьми надо говорить только на их языке. С начальством — сама любезность и почтительность; критиковать, спорить — ни-ни! С сослуживцами — свой в доску; с деловыми партнёрами — сухой прагматик без сантимента; с женщинами — галантный, заботливый, сама открытость и обаяние; на конспиративной квартире — дисциплинированный исполнитель, рьяный служака. С друзьями на кухне — отчаянный смельчак, отчаянно ругающий тупое руководство, обличающий песочников из Политбюро, отпускающий шутки типа: «Даю настройку, раз, два, три, товарищ майор, вы меня слышите? Я люблю Советскую Власть!» — ха-ха-ха, как смешно!

Каков он был на самом деле — тихий карьерист, умеющий ладить с сильными мира сего и нужными людьми, готовый переступить через любого, кто окажется на пути, или скрытый диссидент, поругивающий аж саму Светлану Васильевну? (Светлана Васильевна, Софье Власьевна — эвфемизмы для обозначения советской власти. — Примеч. автора.) Закомплексованный трус, который боится начальства, комиссий, парткома, КГБ, милиции, бандитов, старух у подъезда, дворовой шпаны, слухов и пересудов, или ницшеанский сверхчеловек, уверенный в своём превосходстве над обычными людьми, радикальный эгоцентрик, принимающий жизнь в её самых экстремальных проявлениях, творец, воля которого задаёт вектор исторического развития? Кто я — тварь дрожащая или право имею? Молчалин, талант которого умеренность и аккуратность, или Чацкий, не признающий условностей общества? Незадачливый герой-любовник или в нём скрыт темперамент яркого плейбоя, Казановы наших дней?

Нет сомнений, он считал себя Казановой, Калиостро, пророком и сверхчеловеком в одном лице. Нет, не просто считал. В нём действительно дремал яростный и неукротимый характер, просто этого тогда ещё никто не знал. До поры до времени — не знал. Он и сам не понимал до конца своих возможностей и будущей судьбы.

«И если б не перестройка и развал СССР, ветераны Института проблем управления и по сей день пребывали бы в святой уверенности, что работавший с ними лысоватый, суетливый доктор наук Б. А. Березовский был милейшим, интеллигентнейшим человеком…» (Хинштейн А. «Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги).

Между тем в стране начались изменения. То, о чём вчера боялись говорить даже на кухне, теперь уже вещали со всех телеэкранов. Правда, продукты и промтовары постепенно исчезали с прилавков, но разве народ не готов заплатить такую цену за обретённую, наконец, свободу?

Научная среда приняла перестройку на ура; большинство демократов, новоявленных кумиров общества, выйдут из различных НИИ и КБ.

В феврале 1987-го Совмин принимает постановление «О создании кооперативов». В эпоху большого хапка, предприимчивый и суперактивный БАБ не может оставаться в стороне и хватается за самые анекдотические бизнес-проекты. Он решил попробовать свои силы в сельском хозяйстве, а именно попрактиковаться… в строго научной кастрации кабанов.

«Мы приехали в колхоз, договорились с председателем, взяли аванс, закрепили борова, установили лазер, — вспоминал позднее Ю. Дубов. — Первые два борова подохли на месте, третий испустил дух ровно в тот момент, когда мы вскочили в автобус: за нами уже бежали с дрекольем». Нечто подобное случилось с Березовским и на ниве птицеводства, когда он вознамерился увеличить поголовье кур с помощью чудодейственных импортных кормовых добавок. Картина маслом: на фоне гор из куриных трупиков, преследуемый птичницами с мотыгами наперевес, наш герой вновь с трудом успевает добежать до машины, прижимая к хилой груди потрёпанный портфельчик. Так бы и бегал наш блестящий коммерсант с неизменным портфельчиком по окраинам реформируемой империи, кабы однажды его не осенила гениальная идея: конвертировать в бизнес свою самую сильную сторону — связи.

К концу 1988 года, когда Березовский только решал, податься ли ему из науки в бизнес, будущие олигархи уже делали первые шаги на новой для них стезе коммерции.

Театральный режиссёр Владимир Гусинский в кооперативе «Металл» лудил металлические изделия всех видов: от ручных браслетов до гаражей. Инженер-конструктор Михаил Фридман в кооперативе «Курьер» зарабатывал на мытье окон. Бывший комсомольский работник Михаил Ходорковский впаривал молодёжи варёнки и поддельный коньяк. Товаровед Александр Смоленский, судимый когда-то за хищения социалистической собственности, создал кооператив «Москва-3». А студент Роман Абрамович спекулировал зубной пастой и конфетами, играя на разности цен столицы и родной Ухты.

Надо было спешить. Но Березовский не станет лудить браслеты, драить московские окна, выпускать варёные джинсы тоже не будет. И вообще не рвётся что-то создавать, выстраивать — зачем, если можно забрать то, что уже существует? Позднее его мысль получит идеальную огранку: «Надо приватизировать не завод, а директора». Этот подход станет впоследствии фишкой, фирменным стилем БАБа.

В этом смысле АвтоВАЗ представлял собой идеальный объект его вожделений. Здесь удачная дебютная идея впервые прошла проверку боем. А потом уже были телевидение, «Аэрофлот», Сибнефть… Принцип работал. Поэтому и появилась более серьёзная цель — управлять «ООО “Россия”». Что для этого надо? Правильно — приватизировать Президента. Временами казалось, что и это вполне возможно. Но всё ещё впереди, наш герой пока пробует свои силы в бизнесе, а о политике даже не мечтает.

Все, знавшие Березовского, сходятся в одном: к поставленным целям он шёл с фантастическим упорством.

Михаил Денисов: «Борис умеет фокусироваться, целиком погружаться в проблему. Если он поставил какую-то цель, не будет ни есть, ни спать, поднимет, переворошит всех вокруг, 24 часа станет работать, пока не добьётся своего».

Владимир Темнянский: «Если Боря что-то задумывал, он никогда не отступался, чего бы это ему ни стоило. Создавая ЛогоВАЗ, он позвал меня за собой. Поначалу я не соглашался: у меня были другие планы. Так вот, каждый вечер, приходя с работы домой, я заставал Борю, сидящего на кухне и уплетающего ужин, который прямо с порога начинал свои уговоры. А пока меня не было, он с той же горячностью обрабатывал мою жену».

Пётр Авен: «Березовский кайфовал от ощущения, что он может переубедить, уговорить любого, заставить встать на собственную позицию. Это было поводом для его внутреннего превосходства. И действительно, если он за что-то брался, остановить его было невозможно».

Для прагматизма Березовского не существовало условностей и нравственных преград: если надо решить конкретную задачу, он отбрасывал амбиции и гордыню. Не боялся показаться смешным, жалким, не боялся клянчить, заискивать и плакать, чтобы добиться своего. Он, не стесняясь, говорил друзьям: «Если мне что-то надо, я перед любым стану на колени». Академику Трапезникову он доставлял на дачу продукты, руководителей АвтоВАЗа, приезжавших в Москву, вместо шофёра развозил на собственной машине, часами мог ждать нужного человека под лестницей.

Как создать фирму для продажи дефицитных Жигулей, как перетащить на свою сторону руководство завода?

Владимир Каданников, только что избранный трудовым коллективом (чувствуете специфическую терминологию и контекст перестройки?) на пост гендиректора АвтоВАЗа, вспоминал позднее:

«Зибарев привёл ко мне Бориса, с которым был давно знаком. Час они мне говорили какую-то ерунду о создании какого-то совместного предприятия. Сначала я не понимал, о чём идёт речь, потом спросил, сколько им надо денег. В качестве уставного капитала они назвали 50 тысяч рублей. Что ж, говорю, вы мне час голову морочили, сказали бы сразу, сколько надо, и шли бы».

А вот как описывает этот разговор сам Зибарев. Дескать, когда он объяснил генеральному цель своего прихода, тот, поразмыслив, бросил в сердцах: «Да отдай ты ему эти пятьдесят тысяч, и пошёл он на хер».

В. Каданников и А. Зибарев категорически отрицают, что изначально понимали истинные корыстные цели проекта Березовского. Эх, Владимир Васильевич, эх, Александр Григорьевич, вы собственного счастья не понимали, совсем не понимали!

Каданников долго возражал и сломался, лишь когда ему принесли письмо академика Шаталина на бланке члена Президентского совета — ай да Березовский, ай да сукин сын!

Предложение, сделанное вазовской верхушке, подкупало наглым цинизмом. АвтоВАЗ мог продавать собственные автомобили только по госценам. БАБ брался за их реализацию по свободным ценам. «Прибыль пойдёт на разработку технологических и инвестиционных инициатив, чем больше заработок — тем круче инициативы», — заявлял он на голубом глазу.

«Вначале мы, действительно, надеялись сделать что-то новое, — рассказывает Михаил Денисов, один из отцов-основателей ЛогоВАЗа. — Все хотели зарабатывать честно, своими мозгами, потому что ничего другого и представить себе не могли. Никто и подумать не смел, что деньги так легко можно будет уводить у государства».

Новая компания была учреждена в апреле 1989-го и получила название «Совместное предприятие (СП) ЛогоВАЗ».

Пятьдесят процентов акций было отдано итальянской фирме Logosystem, издавна занимавшейся автоматизацией ВАЗа. Сорока пятью процентами СП владел завод в разных своих ипостасях. Оставшиеся пять процентов отошли ИПУ, под маркой которого выступал Борис Абрамович. Костяк предприятия составили поначалу три человека: Березовский, друг его юности, физик Михаил Денисов и денисовский приятель Самат Жабоев, преподаватель режиссуры ГИТИСа.

Председателем совета директоров ЛогоВАЗа был избран А. Зибарев. Березовский удовлетворился постом гендиректора, хотя у него уже тогда были наполеоновские планы…

Пётр Авен: «Как-то у нас возник разговор, кто и сколько планирует заработать. И Борис на полном серьёзе мне заявил: “Пока не получу миллиард долларов, я не успокоюсь”. Это звучало как абсолютная фантастика. Миллиард! А на дворе ещё — махровая советская власть, хождение валюты запрещено, бизнес только-только начинает выходить из подполья».

Березовский в своём интервью рассказывает о создании СП: «Переход к бизнесу произошёл мгновенный. В один прекрасный день я вышел из института, в котором проработал больше двадцати лет, а в следующий раз появился там через полгода».

Не совсем верно. Борис Абрамович не расторгал формальных отношений с ИПУ. Он оставался завлабом — правда, на общественных началах, — до момента своего бегства из России. Его научная карьера продолжалась и после ухода в бизнес: в декабре 1991-го Березовский был избран членом-корреспондентом Российской академии наук, чем всю жизнь гордился, с удовольствием и часто демонстрируя публике свою мантию.

Первый зам. гендиректора ЛогоВАЗа Самат Жабоев комментировал это событие как весьма малопочтенное мероприятие: «Борино избрание в Академию наук обошлось нам в общей сложности в 126 Жигулей».

ЛогоВАЗ создавался как научно-технический центр для нужд автозавода, да и назывался поначалу весьма горделиво: Центр технологических и организационных инициатив. Торговля машинами декларировалась исключительно как способ его финансирования.

Михаил Денисов: «Ни одной идеи АвтоВАЗу мы не предложили».

Александр Зибарев: «Он постоянно обещал: подождите, дайте только встать на ноги, но закончилось всё пшиком. Из Академии наук прислали даже письмо, что никаких материалов предоставить они нам не могут: не исключаю, что это было делом рук самого Бориса. В итоге, так и не став научно-техническим центром, ЛогоВАЗ превратился в обычную посредническую структуру».

Промысел Березовского при переходе в ЛогоВАЗ мало чем изменился — разве только сделал рывок в масштабах. Работая в ИПУ, он скупал из-под прилавка дефицитный товар и перепродавал втридорога. Раньше спекулировал постельным бельём, теперь автомобилями. До того связи ограничивались товароведами, продавцами, в крайнем случае — заведующим секцией, отныне партнёрами Бориса Абрамовича стали первые лица флагмана российского автопрома.

Маловероятно, что Каданников и Зибарев не понимали, что происходит у них под носом. Кто им мешал в любой момент остановить отгрузку машин? Думаю, они были в доле, что ещё могло их остановить?

Березовский — специалист по системным моделям. Вот как работает его бизнес-модель.

ЛогоВАЗ разместился в здании московского представительства автозавода, бывшем особняке поэта и гусара Дениса Давыдова, в Сеченовском переулке на Пречистенке. Деньги, продукция, связи — всё чужое, вазовское. А зачем тогда нужен БАБ? Он всё время в центре событий — лихо перекладывает товар из одного кармана в другой — из кармана завода в карман ЛогоВАЗа, — заодно оставляя там и всю выручку.

Пятьдесят тысяч рублей, обещанных Каданниковым, СП так и не увидело. Как начать работу без оборотных средств? Гениальное детище БАБа могло погибнуть сразу после регистрации. Выручил Михаил Гафт, старый знакомый БАБа по Академии наук.

Трудясь в некоем НИИ, Гафт накропал огромный талмуд с помпезным названием: «Оценка технического уровня промышленной продукции». Суть сего эпохального труда заключалась во введении группы параметров, по которым можно было оценивать ЛЮБУЮ промышленную продукцию.

«Само по себе это было чистой профанацией, — комментирует Жабоев, — заводам предписывалось жить уже по-капиталистически, но оценивать их работу предлагалось по-социалистически. Никому это на хрен не было нужно».

Предприимчивому БАБу удалось через академика Трапезникова (тогда зампреда Государственного комитета Совета министров СССР по науке и технике) пробить постановление ГКНТ СССР о внедрении разработки Гафта в советскую промышленность. Кроме Гафта, никто ничего не знал об этих таинственных параметрах, поэтому всё внедрение замкнул на себя героический ЛогоВАЗ.

Свидетельствует Жабоев: «Мы разослали договора на обучение специалистов примерно по 15 тысячам предприятий. Трое суток безвылазно сидели в офисе, подписывая и проштамповывая каждый договор; рук уже не чувствовали. Особых иллюзий мы, правда, не питали; Союз уже разваливался, и этот чисто социалистический бред даром никому не требовался. Но, к всеобщему удивлению, примерно треть предприятий клюнули на нашу удочку и договора оплатили: магическая аббревиатура ГКНТ СССР по инерции ещё работала. В подвале ЛогоВАЗа оборудовали специальную комнату для занятий, где Гафт с указкой в руках обучал командируемых в Москву специалистов, как им надо жить: чертил схемы на доске, показывал диаграммы. В один миг мы разбогатели: за каждого специалиста нам платили то ли по 6, то ли по 10 тысяч рублей — деньги в то время огромные».

Одураченные директора получили за казённый счёт никому не нужные инструкции и методики. Ах, если бы не болела «Светлана Васильевна»! Они, глядишь, и до политбюро сумели бы дойти, в крайнем случае — до партийной прессы, и призвать аферистов к ответу. Но погоды на дворе стояли уже не те, страна рушилась, никому не было дела ни до чего. Всю жизнь Борис Абрамович успешно торговал воздухом, наиболее эффектным в будущем станет цирковой номер с народным автомобилем AVVA, но все его лучшие подвиги ещё впереди.

Успех с гафтовскими параметрами окрылил нашего героя. Выяснилось, что зарабатывание денег — занятие не столь сложное и совсем не опасное.

В том же 1989-м ЛогоВАЗ протолкнул крупную сделку с партией Фиатов-Типо. Кредит 8,5 миллионов долларов дала одна из «вазовских» структур: «Интер-Волга». Logosystem помогла приобрести в Италии партию автомобилей.

Сделку оформили на внешнеторговое объединение (ВО) «Агропромсервис»: как бы приобретение машин для себя. Накануне ЛогоВАЗ стал ассоциированным членом «Агропромсервиса». Закон не позволял перепродавать машины на сторону, но не запрещал переуступить их своей структуре — ЛогоВАЗу. А поскольку передача Фиатов происходила не из-за рубежа, ЛогоВАЗ мог поступать с ними по своему усмотрению.

Ю. Дубов в «Большой пайке», захлебываясь от восторга, объясняет, как обрабатывалось руководство ВО: «Два дня и две ночи они директора этого и двух его замов поили-кормили, девок им откуда-то из Метрополя возили, подарки дарили, а к вечеру в воскресенье те подписали документы». Накрыть поляну, подтянуть продажных девок — тоже черты будущего фирменного стиля БАБа.

Березовский не без гордости вспоминает свою первую комбинацию: «Никто никогда не продавал в России иномарки. Мы привезли первую партию — 886 Фиатов. Взяли кредит, выложились до копейки. Мне говорили: ты сумасшедший. Их никто не купит. Их по дороге растерзают. И вот приходит замдиректора АвтоВАЗа — и стоят эти Фиаты на стоянке, как летающие тарелки с Марса». Красиво сказано, чёрт побери!

Если сделка имени Миши Гафта была чистым надувательством, то контракт по ввозу итальянских машин — вполне законный рыночный ход, умело использовавший спрос на европейские автомобили и лазейки в умирающей советской системе хозяйствования.

Logosystem в лице своего главы Джанни Чемароне закупил для ЛогоВАЗа Фиаты по цене от шести до семи тысяч долларов. Сбывали их по 11–13 тысяч, хотя машины были не новьё — год с лишним хранились на открытой стоянке где-то в Скандинавии. По западным меркам эти Фиаты считались устаревшей рухлядью, но в голодном Союзе они казались верхом роскоши. Добавим к этому, что кредит ЛогоВАЗ заводу не вернул, и тот впоследствии был списан.

Несколько толковых ребят из науки после образцово-показательной торговой операции как по мановению волшебной палочки стали миллионерами. Руководство СП почувствовало: им не надо больше ничего ни с кем согласовывать, они могут делать что захотят, им больше не нужно считать денег: поездки за рубеж, частные авиарейсы, дорогие отели, рестораны, валюта, лучшие автомобили, одежда и обувь из лучших бутиков и роскошные эскортницы — всё, что ещё вчера казалось недостижимой мечтой, им теперь по плечу.

Вот и закончилась полная розовых надежд правильная (почти правильная) юность нашего героя. Вы скажете, какая юность в сорок три? Взросление у каждого происходит в разное время. Завершилась увертюра, сыграна красивая прелюдия. Всё только начинается в жизни молодого внесистемного чёртика.

Теперь уже он точно не будет Молчалиным. Вы не знаете Березовского. Березовский вас всех продаст и купит. Ему нечего бояться. Ещё посмотрим, кто теперь начальство. Пусть академики сами бегают за ним. И он больше не будет неудачливым героем-любовником — только плейбоем. Бабы теперь сами станут искать его внимания, влюбляться как кошки… Он будет и Казановой, и Калиостро, и великим манипулятором.

Рано БАБ раздухарился — от себя не убежишь. Он ещё не раз будет праздновать труса — и перед безжалостными органами, и перед могучей машиной власти, и перед отвязными бандитами. Он ещё будет втискиваться бочком в приёмные всесильного начальника Службы безопасности президента (СБП) А. Коржакова, вице-премьера О. Сосковца, на лице — всё те же многократно отрепетированные покорность и боязливость. Изображая Березовского в высоких кабинетах, управделами президента Павел Бородин «по-заячьи прижимал к подбородку сжатые лапки, подразумевая портфель, мелко и подобострастно тряс головой и бормотал без остановки: “Спасибо, спасибо, спасибо”».

Чему тут удивляться? Мы все знаем, что такое страх перед жестокой Системой, воспитанный десятилетиями пропаганды, лагерей, репрессий и тотального контроля жизни маленького человека. Но мы видим, что наш герой уже научился переступать через это. На многое ли его хватит?

Борис Абрамович почувствовал свою силу, выпал из тёплого гнезда Академии, распрямил плечи, преисполнился. Первый шаг — обескровить и проглотить АвтоВАЗ. Он готов и к настоящему большому полёту. Но насколько величественным будет этот полёт, с кем ему теперь предстоит сразиться там, в разреженных горних высях, недоступных обычным людям, он ещё не представляет. Мечты о покорении ООО «Россия» пока остаются далеко за горизонтом его мышления.

Еврейские авантюристы

Они говорят на всех языках, утверждают, что знакомы со всеми князьями и великими людьми, уверяют, что служили во всех армиях и учились во всех университетах. Их карманы набиты проектами, на языке — смелые обещания, они придумывают лотереи и особые налоги, союзы государств и фабрики, они предлагают женщин, ордена и кастратов; и хотя у них в кармане нет и десяти золотых, они шепчут каждому, что знают секрет приготовления золота.

Стефан Цвейг

Авантюрами могут быть опасные приключения, бесцельные похождения, неожиданные происшествия, главные свершения жизни или деловые рисковые предприятия. Для некоторых людей авантюра становится делом жизни. Милан Кундера определяет авантюру как «страстное открытие неизвестного». Так что это — хорошо или плохо?

И. Муром в книге «Сто великих авантюристов» называет главные отличительные черты образцового искателя приключений: «непредсказуемость, импульсивность, сосредоточенность на сегодняшнем дне, вера в удачу, доходящая до суеверия, богатая фантазия, прожектёрство, смелость, решительность, даже жестокость, эгоцентричность и общительность, любовь к внешним эффектам, обманам, мифотворчеству, к игре, умению плести интриги».

В XVIII веке авантюристы крутили рулетку европейской истории.

Маленький барон фон Нейгоф, известный европейский авантюрист, растеряв всё своё состояние, получил поддержку Константинополя, затем Амстердама, и несколько раз высаживался на Корсике, провозгласив себя королём Теодором I.

Шевалье д’Эон де Бомон, французский дворянин, тайный агент, принадлежавший к дипломатической сети Королевского секрета, первую половину жизни провёл как мужчина, вторую — переодевшись в женское платье, руководил международной политикой. Несмотря на хрупкое телосложение, шевалье считался одним из лучших фехтовальщиков своего времени. Российский период его жизни окружён легендами, ему посвящён роман В. Пикуля «Пером и шпагой». Вернувшись в Европу, д’Эон потребовал, чтобы его признали женщиной и называли мадемуазель де Бомон. Умерла она в Лондоне в возрасте 81 года. Осмотревший её тело врач подписал следующий акт: «Настоящим подтверждаю, что осмотрел и вскрыл труп шевалье д’Эона и обнаружил на его теле мужские гениталии, прекрасно развитые во всех отношениях». Возможно, шевалье страдал от синдрома Каллмана (неполная маскулинизация). Термин «эонизм» долгое время использовался для обозначения трансгендерного поведения. Одно из первых в мире обществ трансвеститов носит имя Бомона.

Джузеппе Бальсамо (Калиостро) родился в семье сицилийского торговца сукном. В детстве будущий алхимик был непоседлив и склонен к авантюрам, больше интересовался фокусами и чревовещанием, чем науками. Из школы его выгнали за богохульство и кражу. Джузеппе Бальсамо путешествовал по Европе, видел Париж у своих ног, именовал себя графом Калиостро. Внешне невзрачный, он обладал магнетической властью и притягательностью для женщин. Говорил на четырёх языках, на всех — с иностранным акцентом, держался таинственно и напыщенно. Таинственный иностранец был занят изготовлением драгоценных камней и угадыванием выигрышных номеров лотерей. Обманутые лондонцы преследовали мага, он даже попал в тюрьму, но в связи с недоказанностью преступлений был выпущен.

Джон Лоу, финансист и экономист, этот неизвестно откуда появившийся шотландец, вначале прокутил собственное огромное наследство. Потом создал государственный Banque gentrale и так называемую систему Лоу, стал министром финансов Франции. Банк выпускал бумажные деньги, не обеспеченные золотом и серебром (что, по мнению Лоу, могло способствовать деловой активности и обогащению нации), и разрушил банковскую систему Франции — спекулятивный ажиотаж из-за чрезмерной эмиссии банковских билетов и неразумная дивидендная политика привели к ликвидации инициатив Джона Лоу.

Граф Сен-Жермен — французский авантюрист, путешественник, маг, алхимик и оккультист. Происхождение графа, его настоящее имя и дата рождения неизвестны. Владел многими европейскими языками, а также арабским и древнееврейским. Занимался улучшением бриллиантов, алхимическим получением золота. Выполнял дипломатические миссии, пользуясь одно время доверием короля Людовика XV.

Они любят риск, втягивают окружающих в свои авантюры и стараются подчинить их себе. Обаяние и настойчивость этих людей могут приводить их к очень крупным победам. Луи-Бонапарт, например, сначала стал президентом, а потом императором Франции.

Любят менять имена. В XVII веке в России было около двадцати самозванцев, в XVIII веке — сорок случаев; они врасталив свои роли и отождествляли себя с теми, за кого выдавали. Пугачёв плакал, разглядывая портрет царя Павла, считая его своим отцом.

Они выходят в море — пираты и их сокровища породили целое направление в приключенческой литературе, — строят финансовые «пирамиды», плетут политические интриги, создают свои религии, шпионят, подделывают произведения искусства, продают статую Свободы и Эйфелеву башню.

Авантюристы становились великими путешественниками, открывателями новых земель — Колумбами и Магелланами, знаменитыми военачальниками и завоевателями — Наполеонами и Чингисханами, героями сражений, смелыми торговцами, революционерами, низвергателями престолов, создателями прорывных технологий — Стивами Джобсами, Николами Теслами, Илонами Масками, великими спортсменами, знаменитыми поэтами, футуристами и битниками, рок-музыкантами, рэперами, создателями многочисленных молодёжных субкультур ИЛИ… флибустьерами, разбойниками — Разиными и Пугачёвыми, кровопийцами, проходимцами — Хлестаковыми и Чичиковыми, провокаторами — Гапонами и Азефами, криминальными авторитетами, создателями мафиозных кланов и мафиозных государств, религиозными фанатиками, сектантами, кровавыми диктаторами и полевыми командирами, знаменитыми террористами, финансовыми провокаторами типа Сороса и создателями финансовых пирамид.

Два списка — один как бы все положительные. Мы их вроде теперь одобряем. Прошли века, мы одобряем и царя Давида, и Александра Македонского, и Наполеона, и нашего Петра Великого, хотя редкие были душегубы. А всяких неавантюрных слабаков типа Николая Второго и Фёдора Иоановича — подчас не одобряем, а иногда и вспоминать не хотим. А что нам делать со вторым списком — с разбойниками всякими? Как ни странно, мы их тоже куда как хорошо помним, пишем о них книги, пьесы, оперы, картины, всякие плутовские романы и получаем от всего этого несомненное удовольствие. В каком-то смысле всё равно восхищаемся этими жестокими мироедами. Хотя, если совсем честно, определить границу между этими двумя списками не всегда получится. Давайте для примера я приведу десятка полтора имён (мне кажется, все они из второго списка) — уверен, вы согласитесь, что эти проверенные временем авантюристы и проходимцы оставили заметный след в нашей истории и культуре, причём некоторые — в новейшей!

Лжедмитрий II, также Тушинский вор или Калужский царёк — самозванец, выдававший себя за сына Ивана IV Грозного, царевича Дмитрия Углицкого.

Эрнан Кортес — испанский конкистадор, завоевавший Мексику и уничтоживший государственность ацтеков. Благодаря ему в Европе стали использовать ваниль и шоколад.

Франсиско Писарро — испанский конкистадор, завоеватель империи инков, основатель города Лима.

Сэр Фрэнсис Дрейк — пират и капер, английский капитан, военно-морской офицер и исследователь. Известен кругосветным плаванием в рамках одной экспедиции и притязаниями на Новый Альбион, область на территории современного штата Калифорния.

Григорий Отрепьев — монах, дьяк Чудова монастыря. По распространённой версии, именно он впоследствии выдавал себя за царевича Дмитрия и взошёл на русский престол под именем Дмитрия I.

Марина Мнишек — жена Лжедмитрия I, венчанная с ним незадолго до его гибели, и коронованная как русская царица, затем жена следующего самозванца, Лжедмитрия II, выдававшего себя за первого.

Княжна Тараканова — именовала себя княгиней Елизаветой Владимирской; неизвестная, выдавала себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского. Заявляла о своих притязаниях на российский престол. Похищена по приказу Екатерины II в Ливорно Алексеем Орловым и привезена в Санкт-Петербург. Умерла в заключении в Петропавловской крепости.

Маркиз де Сад — французский аристократ, политик, писатель и философ, проповедник идеи абсолютной свободы, не ограниченной нравственностью, религией и правом. Основной ценностью жизни считал утоление стремлений личности. По его имени сексуальное удовлетворение, получаемое причинением другому боли и (или) унижений, получило название садизм.

Елена Блаватская — объявила себя избранницей «великого духовного начала» и ученицей братства тибетских махатм. Основала Теософское общество, которое поможет раскрыть сверхчувственные силы человека, постичь таинственные явления в природе; обвинялась в мистификации и откровенном жульничестве.

Сонька Золотая Ручка (Шейндля-Сура Лейбова Блювштейн) — российская преступница-аферистка еврейского происхождения. Занималась организацией крупномасштабных краж, приобрела известность благодаря изобретательности, склонности к мистификации, импровизации и театральной смене облика. На Ваганьковском кладбище в Москве есть приписываемая ей могила, каждый год на неё приносят цветы и монеты различные люди, в основном преступники, отдавая дань уважение знаменитой воровке и желая получить её заступничество и покровительство.

Григорий Распутин — крестьянин села Покровское Тобольской губернии; приобрёл всемирную известность как друг семьи Николая II; в определённых кругах петербургского общества имел репутацию «царского друга», «старца», прозорливца и целителя.

Рон Хаббард — основатель Церкви саентологии, автор книг по дианетике и саентологии и связанного с ними комплекса идей и практик, которые его последователи считают религиозными, а учёные и критики осуждают как псевдонаучные; занесён в Книгу рекордов Гиннесса как «самый публикуемый» автор и «самый переводимый» автор.

Дмитрий Якубовский — советский и российский юрист, адвокат, предприниматель; долгое время — полномочный представитель правоохранительных органов в правительстве РФ; бежал за границу. По версии журнала Bilanz в период проживания в Швейцарии входил в список двухсот богатейших людей Швейцарии с личным состоянием 700–800 миллионов швейцарских франков. Осуждён за кражу редких книг из библиотеки.

Сергей Мавроди — российский предприниматель, общественный деятель, писатель, основатель финансовых пирамид, в том числе — самой известной МММ, которая считается крупнейшей в России по количеству пострадавших и ущербу.

Со вздохом перехожу к следующему подразделу — еврейские авантюристы. Почему со вздохом? Потому что на еврейской теме зубы поломали многие настоящие философы и историки — не мне чета. Но придётся и мне всё-таки несколько слов положить в эту корзину.

Мы сравниваем судьбу нашего героя с жизненными путями трёх великих авантюристов и провокаторов — Троцкого, Азефа и Парвуса, и возникает естественный вопрос: почему в российской истории — да и в мировой тоже — так много авантюристов-евреев? У других тоже хватает, но ведь евреи — совсем маленький народ, а авантюристов и бандитов (мы только об этом будем говорить) — пруд пруди! Не думаю, что нам удастся всесторонне охватить эту проблему — тем более что задача обстоятельного разбора здесь и не ставится. Однако некоторые собственные соображения у меня всё-таки есть.

Попробуем определить, что сегодня вкладывается в понятие еврей.

Евреи — народ семитского происхождения, живущий во многих странах мира; с 1948 года у них есть собственное еврейское государство Израиль. Понятия еврей и иудей тесно связаны и в ряде языков неразличимы. В современном русском языке еврей — это национальность, иудей — вероисповедание. Большинство евреев говорит на языках стран, в которых живёт. В Израиле государственным языком является иврит. В разных странах существует также ряд различных еврейских языков, крупнейший из которых — идиш. Евреи могут быть иудеями, могут принять другое вероисповедание, могут быть атеистами. В Израиле евреем считается любой рождённый матерью-еврейкой. Очень часто евреем считается и рождённый от отца-еврея.

Первоначально, во времена исхода Авраама из Ура, они не были народом, их ничто не связывало — ни кровное родство, ни место жительства, ни занятия; они шли в никуда, объединённые идеей Авраама о Боге, всё сотворившим. Народом они стали после исхода из египетского рабства, из земли Гошен. Предки евреев стояли у истоков авраамических религий (иудаизма, христианства, мусульманства), алфавита фонетического письма (предшественника финикийского письма и, соответственно, греческого) и даже выходного дня. Этими достижениями пользуются теперь все, но никто не испытывает чувства благодарности за это.

Еврейский народ всегда привлекал к себе болезненное внимание других этносов. Евреи, на протяжении двух тысячелетий (после разрушения Иерусалима в 70 годы от Рождества Христова) не имевшие собственного государства, рассеянные по свету, жестоко и повсеместно гонимые, всегда, несмотря ни на что, обладали определённой сплочённостью и целостностью.

Демонстративно обособленные, ограниченные в возможностях дружить и вступать в родственные отношения с аборигенами, евреи однозначно воспринимались инородцами, чужими, непонятными и даже зловещими. Антисемитизм шёл за евреями как тень и, в конце концов, во времена Второй мировой войны принял чудовищные формы и размеры. Евреев ненавидели за всё: за униженность и за борьбу против унижений, за равнодушие к культуре и за власть в Голливуде, за отсталость и за вклад в науку, за участие в революции и за участие в контрреволюции… Сегодня быть антисемитом совсем не круто (как, впрочем, и любым другим ксенофобом) — тем не менее за евреями признают некую особенность, хотя в чём она заключается, никто не знает, в том числе — и сами евреи.

Возьмём, например, наших героев.

Троцкий ненавидел любую религию, к любой национальности не питал ни любви, ни ненависти, считал людей материалом мировой революции. Азеф изменил своё имя-отчество на русское, хотел креститься (из тактических соображений), но не сделал этого — тоже из тактических соображений. Парвус выбрал Германию своей новой родиной, но был человеком мира. У БАБа отец — еврей, мать — наполовину, в советском паспорте, где был пятый пункт, записан русским, крестился (причины — второстепенные) в православной церкви. Тем не менее эти персонажи воспринимаются нами только как евреи.

«Какая черта характера и менталитета делает евреев евреями, людьми, отличными от прочих наций? Я голосую за авантюризм. Такими нас создавали», — пишет Б. Гулько в «Путешествии с пересадками». Не могу с ним вполне согласиться. Но то, что среди евреев было много авантюристов, это правда.

Очевидные качества авантюристов — открытость всему новому, опасным приключениям и пренебрежение этой опасностью.

Перечисление прославленных еврейских авантюристов можно начать с Колумба, выходца из семьи марранов, — что это был за человек? (Марраны — Евреи Испании и Португалии, принявшие христианство, и их потомки, независимо от степени добровольности обращения. — Примеч. автора.) В. Бласко Ибаньес в книге «В поисках Великого хана» рисует его невежественным, жадным проходимцем и узурпатором испанской национальной славы. Вряд ли кто-то теперь подтвердит или опровергнет это, но, так или иначе, именно он пересёк Атлантику и открыл Америку.

Одесса, наиболее европеизированный город Российской империи начала прошлого века, ожидает нового литературного мессию. Бабель описывает Молдаванку с неповторимым одесским жаргоном, смесью русского, молдавского и еврейского, которого нет больше ни в одном городе мира. Там обитали в основном евреи — нищие и бесправные парии общества. Подрастали дети, которые не хотели жить по законам того времени. Изощрённый еврейский ум дал миру не только Христа и Моисея, не только Эйнштейна, Спинозу, Иоффе, Маркса и Фрейда, он дал нам известных бандитов и воров, которые вошли в историю криминалистики благодаря особому почерку и даже шику. Та же Сонька Золотая Ручка. Бабель рассказывает о звёздах преступного мира Одессы — Фроим Грач (прототип — Фроим Фишер) и его помощник Эмиль Люмкис, Хаим Дронг, контрабандистка Любка Казак, «бешеный» Колька Паковский, Король — Беня Крик (прототип — Мишка Япончик), левый эсер Фельдман, убивший Япончика. Жили они в своём странном мире — налётчики дружелюбно грабили, дружелюбно убивали — как-то все друг другу свои.

Революция вообще, а потом и русская революция стали заманчивыми идеями и центрами притяжения для многих еврейских авантюристов. Япончик, о котором мы говорили, организовал полк из одесских налётчиков и в составе армии Ионы Якира воевал с петлюровцами. В Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов работали меньшевики Ф. Дан, М. Либер, Л. Мартов, Р. Абрамович, эсер А. Гоц. В сентябре 1917 года председателем Петроградского совета стал Л. Троцкий, один из крупнейших авантюристов ХХ века. В составе ЦК РСДРП(б) были: Г. Зиновьев, Л. Каменев, Л. Троцкий, Я. Свердлов, М. Урицкий, Г. Сокольников, Г. Зиновьев, М. Лашевич, К. Радек. Из-за большого числа евреев в партии большевиков Советская власть воспринималась многими её противниками как «жидовская власть».

Привлекала евреев и опаснейшая служба в секретных войсках. Знаменитые разведчики — Лев Маневич, участники «Красной капеллы» Леопольда Треппера — шпионили против Третьего рейха. Меньше славы досталось евреям, шпионившим против США, но и их достижения общеизвестны. В первую очередь это выкраденный для СССР секрет атомной бомбы — имя казнённого за шпионскую деятельность Юлиуса Розенберга в России не нашло должного признания.

Авантюристы и провокаторы тянулись к деятелям культуры. Мишка Япончик дружил с молодым Леонидом Утёсовым. Зловещий руководитель оперативной работой НКВД Яков Агранов стал своим человеком в тесном семейном кругу Маяковского и Лили Брик. Ярчайший авантюрист века Яков Блюмкин — убийца германского посла фон Мирбаха, начальник охраны, позже адъютант Троцкого, организатор Персидской компартии и Персидской ССР (была и такая!), создатель шпионской сети в Палестине, участник центрально-азиатской экспедиции Николая Рериха — был завсегдатаем литературных клубов, дружил с Есениным и Николаем Гумилёвым.

После «очистки» Президиума ЦК КПСС от Молотова, Маленкова, Кагановича, Булганина и других соратников Сталина, претендовавший на автократию Хрущёв вознамерился реализовать мегапроект коммунистической утопии и мобилизовал партийно-государственный аппарат на борьбу со всем, что ассоциировалось с «исторически обречённым» капитализмом. Отчаянно смелые евреи — фарцовщики (годом зарождения фарцовки считается 1957-й, когда в СССР проходил Всемирный фестиваль молодёжи и студентов), цеховики (частнопредпринимательская трикотажная лихорадка захватила не только советскую глубинку, но, прежде всего, Москву и Московскую область) и валютчики (нарушением правил о валютных операциях и спекуляцией валютными ценностями в крупных размерах занимался КГБ) восстали против нищеты советской жизни. В качестве главных обвиняемых проходили цеховики Ш. Шакерман (племянник Мишки Япончика), Б. И. Ройфман, П. Г. Ордер, Б. Пугач, А. М. Коган, А. Хейфец, Ю. Евгеньев и некоторые другие. Все они были приговорены к расстрелу. За незаконные валютные операции были арестованы Рокотов (Ян Косой), Файбишенко (Влад Червончик), Эдлис, Попов, Лагун, Паписмедовы, Ризванова. Рокотова и Файбишенко приговорили к смертной казни. Всего в 1960–1966 годах за незаконные валютные операции было привлечено к уголовной ответственности более тысячи человек, из них — почти пятьсот евреев, почти пятьдесят процентов!

До ратификации в 1973 году Международного пакта о гражданских и политических правах СССР не признавал права на свободную эмиграцию. Массовые отказы в выездной визе стали причиной конфликта между государством и желающими эмигрировать, так называемыми отказниками. Группа из 16 евреев решила не дожидаться официального разрешения на выезд в Израиль, а захватить самолёт и вырваться за рубеж (операция Свадьба). Они видели в этой операции не только решение личных проблем, но и возможность привлечь международное внимание к проблеме свободной эмиграции из Союза. В результате организаторы М. Дымшиц и Э. Кузнецов были схвачены и приговорены к смертной казни, остальные — к различным срокам заключения. Отчаянный авантюризм самолётчиков и других героев-отказников начала 1970-х позволил советским евреям прорвать железный занавес, начать эмиграцию евреев и русских немцев.

Понятно предостережение Зеэфа Жаботинского, еврейского писателя, поэта, переводчика, журналиста, лидера правого сионизма, основателя и идеолога движения сионистов-ревизионистов, одного из создателей Еврейского легиона и организаций Иргун и Бейтар: «Иногда авантюризм — явление положительное, иногда — вредное».

Евреи в преступном мире Америки в начале ХХ века оказались не менее успешными, чем одесские. Суперзвёздами здесь стали Бэгси Сигель и крёстный отец крёстных отцов Мейер Лански, у которого Аль Капоне был на побегушках. Разбогатели они в период сухого закона на бутлегерстве. В ту пору Онтарио, через которое из Канады перевозили спиртное, приобрело второе название — Еврейское озеро. Бэгси и Мейер создали североамериканскую игорную империю и её жемчужину Лас-Вегас. Разбогатевший Лански много сделал для спасения европейских евреев во время Холокоста, для вооружения Израиля, дружил с пятым премьер-министром Израиля Голдой Меир.

Авантюризм евреев был в полной мере востребован в период драматического возвращения в Сион, предсказанного, по мнению толкователей, в еврейской библии Танахе. Турецкое, а потом английское владычество Землёй Израиля, беспощадные враги вокруг, казалось, не оставляли этому предприятию надежды. Жаботинский в эссе «Об авантюризме» прочёл еврейской молодёжи целую «проповедь в пользу авантюризма… у которого больше шансов на провал, чем на успех»: «Где написано, что во имя избавления нельзя использовать авантюру как средство?»

Так откуда этот авантюризм, каковы его исторические корни?

Б. Гулько объясняет это эпопеей исхода евреев из Египта:

«Мне рассказывал свои впечатления пассажир самолёта, улетавшего из Египта: зелень вдоль берегов Нила, а за ней — пустыня. И вот люди, решившиеся уйти из оазиса в пустыню, стали евреями. Восемьдесят процентов потомков Иакова, сообщает мидраш (устное толкование Торы), на уход не решились и погибли в Египте. В евреи набирали только авантюристов, только тех, кто решился.

Можно попробовать и так объяснить: ушли потому, что Всевышний повелел. Но Тора рассказывает, что лишь после рассечения Красного моря и гибели в нём египтян евреи “уверовали в Бога и Моисея, служителя его” (Исход 14:31). Так что и про манн (манна небесная. — Авт.), который будет кормить нас в пустыне, и про воду из скалы, которая будет поить, никто до ухода не знал».

Авантюризм это, конечно, духовный динамизм. Это ощущение свободы. Но это ещё и способность, не задумываясь, переступать через интересы и даже судьбы других — и своих близких, и других народов, это декларация собственной — личной и национальной («евреи — богоизбранный народ») — исключительности. Очень перекликается с характерами наших героев — не правда ли?

Многие оценивают евреев именно с позиции анализа их природной авантюрной жилки. Я натолкнулся на такую формулировку, данную явным юдофобом (ссылку давать не буду): «Главными чертами характера любого еврея являются уверенность в себе, абсолютное чувство собственного достоинства и всякое отсутствие стеснительности и робости. Евреям присуще свойство характера, приблизительно определяемое русскими словами “дерзость”, “борзость” или “наглость”. У самих евреев она определяется как хуцпа, что означает особую смелость и рассматривается как положительное качество. Поэтому носители хуцпы ведут себя так, будто их не заботит вероятность оказаться неправыми». Поясню: это высказывание неплохо описывает психологию главных героев нашей книги, но распространение такой оценки на весь еврейский народ — несомненный зоологический антисемитизм. Сводить все достижения этого талантливого народа к последствиям его авантюризма было бы крайне несправедливо.

И всё же не для бутлегерства, не для бандитских налётов и не для шпионажа Всевышний выводил из Египта и создавал народ, столь открытый всему новому. Феофраст Лесбосский, современник Александра Македонского, сверстник его учителя Аристотеля, называл иудеев «племенем мудрецов». Клеарх из Соли, ученик Аристотеля, говорил, что это не народ, а целая философская школа.

Мидраш рассказывает такую легенду: якобы всем народам была предложена Тора, но только евреи-де согласились принять её. Это, конечно, легенда, и легенда, мягко говоря, тенденциозная. Евреи были не первыми, они стали продолжателями и наследниками скрытого монотеизма Древнего Египта. Монотеизм представлен также в философии индуизма, в сикхизме, в других религиях. Но, давайте признаем, что для этого важнейшего в истории человечества шага — безоговорочного перехода от язычества к монотеизму — требовались два качества: духовный динамизм и жестковыйность (упрямство, непреклонность) евреев, поминаемая Торой и необходимая, чтобы сохранять доверенную им истину.

Не все результаты духовного динамизма евреев, видимо, позитивны. Взамен морали Танаха ушедшие от иудаизма евреи несут в сегодняшний мир отвязный либерализм, а также излишне агрессивную секулярность, отдельные черты которых вызывают оторопь у нормальных здравомыслящих людей. Эта книга — не место для подробных обсуждений проблем либерализма, но для многих очевидна ущербность, а возможно, и пагубность такого направления движения нашей цивилизации и ожидаемый провал (к сожалению, не скорый) этой авантюры. Была Октябрьская революция — эксперимент провалился. Европейский и американский либерализм — тоже эксперимент. Со временем он даст какие-то результаты. Посмотрим какие. Отрицательные эксперименты тоже необходимы для поиска истины.

Вернёмся к нашим героям: при всём их несомненном уме, таланте, жизненной активности — а возможно, даже при самых благих намерениях — они придут к своему неизбежному краху. Ушли от заветов патриархов своего народа. Почему они не прислушались к посланиям отцов?

Ну, хорошо, скажете вы, и в чём же было послание патриархов? В том, что «евреи — богоизбранный народ», что они «должны принести свет народам»? Слышали эти сказки.

Откинем в сторону общие места. Как и пророки, Христос видел несостоятельность многих еврейских законов и установок, в которых рутина и ритуал стали бессмысленными заменителями чистоты сердца и заботы о слабых и падших. Но они не отвергали мудрости отцов Ветхого Завета. А почему мы-то забыли о десяти заповедях?

Почему из нашей с вами жизни исчезли благие порывы (да, да, посмотрите на героев кино и книг — исчезли, превратились в свою противоположность): не убивай, не кради, не произноси ложного свидетельства, не возжелай жены ближнего своего, не желай дома ближнего своего, чти отца своего и мать свою… Перечитаем преобаятельнейшего Юлика Дубова — его герои просто купаются в счастье жить наоборот: обмануть и забрать не своё, обмануть и отнять жену, любовницу у ближнего, а уж правду говорить — даже в суде под присягой, тем более в жизни… Помните, что Березовский сказал в британском суде против Абрамовича, когда судья уличила его в двоемыслии: на суде он свидетельствовал одно, а в интервью другое? «В интервью я говорил для прессы, там можно сказать по-другому, это же пиар!» ФБ, Инстаграм, Ютуб, реклама — наша жизнь превращается в сплошной пиар, в непрерывную болтовню, о которой писали Арендт, Хайдеггер и Сартр.

Давайте скажем прямо: герои этой книги — никто и ни в чём — не были примером нравственности и чести.

Напоследок приведу слова рабби Гиллеля, наиболее значительного из законоучителей эпохи Второго Храма; основателя фарисейской школы, называвшейся по его имени «Бет-Гиллель» (Дом Гиллеля):

«То, что ненавистно тебе, не делай другому — в этом вся Тора. Остальное — комментарии. Иди и учись».

«Если не я для себя, кто для меня? Если я [только] для себя, что я? Если не теперь, когда же?»

«Не отделяйся от общества, ибо все мы одно, не суди ближнего, пока не будешь на его месте».

«Будь… любящим мир и стремящимся к миру, любящим людей и приближающим их к Торе».

«Не ленись учиться, не говори, что выучишь потом — ведь невежда не боится греха, а Тора прибавляет жизни и разумения. Трудись, и плата, которая ожидает тебя в этом и грядущем мирах, будет по труду. Всегда помни, чьим отражением ты являешься, а потому и там, где нет людей, старайся быть человеком».

В принципе достаточно одного: «То, что ненавистно тебе, не делай другому».

Это повторяют древние книги и пророки (Серебряное правило нравственности): «Не делай другому того, что не желаешь себе» — книга Товит, Христос (Матф. 7:12), Конфуций, «Махабхарата».

В Евангелии мы найдём многое из того, что уже было сказано рабби Гиллелем, но в несколько других формулировках:

«Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя. Любовь не делает ближнему зла; итак, любовь есть исполнение закона». (Рим. 3:1–10).

«Не судите, да не судимы будете» (Матф. 7:1–5)

Лозунг Великой французской революции: Liberté, Égalité, Fraternité — «Свобода, равенство, братство».

В Декларации прав и обязанностей человека и гражданина 1795 года Братство определено так: «Не делай другим того, что не хотел бы получить сам; делай по отношению к другим такие благие поступки, какие хотел бы по отношению к себе», а Свобода, как «возможность делать всё, что не наносит вреда другому».

Горячие еврейские дети — слишком много самости, авантюризма, гордыни, жадности, горячности и спешки, слишком мало любви, в том числе — сыновней, слишком мало способности к эмпатии… Блудные сыновья мудрого и великого народа забыли о заповедях отцов. Они так и не вернулись в отчий дом. Интересно, поняли они хоть что-нибудь в последний момент жизни?

Продолжение следует