«Зна­чит, впе­ре­ди — но­вые ис­пы­та­ния»
Дмит­рий Епи­шин. «Иосиф», пье­са. ISBN (EAN): 9785990877849
ИД «Ар­гу­мен­ты не­де­ли», 270 стр., 2020 г.

«Лю­би­те ли вы те­атр так, как я люб­лю его, то есть все­ми си­ла­ми ду­ши ва­шей, со всем эн­ту­зи­аз­мом, со всем ис­ступ­ле­ни­ем, к ко­то­ро­му толь­ко спо­соб­на пыл­кая мо­ло­дость, жад­ная и страст­ная до впе­чат­ле­ний изящ­но­го»? Ве­ли­кий кри­тик и про­ви­дец Вис­са­ри­он Бе­лин­ский, за­да­вая свой во­прос, вряд ли пред­по­ла­гал, что во впол­не обо­зри­мом бу­ду­щем по­явит­ся «са­мое важ­ней­шее из ис­кус­ств» — ки­но, ко­то­рое пе­ре­ма­нит лю­бовь и пыл­кой мо­ло­дос­ти и умуд­рён­ной ста­рос­ти. Впро­чем, и у не­ста­ре­ю­ще­го те­ат­ра по­клон­ни­ков то­же до­ста­точ­но, и ло­жи по-преж­не­му бле­щут, и да­же, слу­ча­ет­ся, «пар­тер и крес­ла — всё ки­пит»… Те­атр ве­чен, ме­ня­ют­ся лишь пье­сы и де­ко­ра­ции… Но вот на во­прос «Лю­би­те ли вы чи­тать пье­сы?» — по­ло­жи­тель­ный от­вет да­ле­ко не всег­да оче­ви­ден. Чи­тать пье­сы не­прос­то. Пом­ни­те стра­да­ния ге­роя че­хов­ской «Дра­мы», ко­то­рый слу­шал му­чи­тель­но бес­ко­неч­ную дра­му «О чём пе­ли со­ловьи» из жиз­ни се­лян и по­се­ля­нок: «Ва­лен­тин (блед­нея): Где, в чём мое кре­до? Ан­на (она по­блед­не­ла): Вас за­ел ана­лиз»…
Упо­мя­нул я обо всём этом лишь для то­го, что­бы ска­зать, что к но­вой пье­се из­вест­но­го пи­са­те­ля Дмит­рия Епи­ши­на под на­зва­ни­ем «Иосиф» эти рас­суж­де­ния не под­хо­дят аб­со­лют­но. Пье­са чи­та­ет­ся лег­ко, ана­лиз вре­ме­ни и со­бы­тий в ней объ­ек­тив­ный, а ин­те­рес и вни­ма­ние к глав­но­му ге­рою (или ан­ти­ге­рою) Иоси­фу Ста­ли­ну вот уже не­сколь­ко де­ся­ти­ле­тий не осла­бе­ва­ет, а толь­ко рас­тёт, су­дя по ко­ли­чест­ву по­яв­ля­ю­щих­ся ху­до­жест­вен­ных и до­ку­мен­таль­ных книг, ис­сле­до­ва­ний и, как ви­дим, пьес. Дейст­вие на сце­не на­чи­на­ет­ся в день смер­ти «от­ца на­ро­дов», ког­да его ду­ша, ожи­дая ре­ше­ния Не­бес­но­го су­да, встре­ча­ет­ся с ду­ша­ми близ­ких ему лю­дей — ма­те­ри, обе­их жён, сы­на… И ря­дом — ду­ши ве­ли­ко­го ин­кви­зи­то­ра То­ма­са Торк­ве­ма­ды, ге­ни­аль­но­го Фёдо­ра До­сто­ев­ско­го, а так­же по­эта Демь­я­на Бед­но­го. Все они об­суж­да­ют вре­мя, ко­то­рое пос­ле ста­ли на­зы­вать эпо­хой ста­ли­низ­ма. С при­су­щи­ми ей му­чи­тель­ны­ми ли­ше­ни­я­ми, ре­прес­си­я­ми, все­об­щим стра­хом, по­до­зри­тель­ностью, до­но­си­тельст­вом… И ря­дом бы­ли эн­ту­зи­азм (час­то ис­крен­ний, иног­да по­каз­ной), ве­ра в свет­лое бу­ду­щее, в идею спра­вед­ли­вос­ти и брат­ст­ва, пре­дан­ность иде­а­лам, стра­не, убеж­де­ни­ям. Вот как об этом го­во­рит­ся в са­мом на­ча­ле пье­сы:
«По­пав на „тот свет“, Иосиф стал­ки­ва­ет­ся с чест­ны­ми и не­ли­цеп­ри­ят­ны­ми оцен­ка­ми сво­ей де­я­тель­нос­ти. Он на­чи­на­ет по­ни­мать, что его ре­во­лю­ци­он­ная идея бы­ла из­на­чаль­но об­ре­че­на на ги­бель в си­лу двух по­ро­ков — ре­ли­ги­оз­ной опус­то­шён­нос­ти стро­и­те­лей но­во­го об­щест­ва и воз­вы­ше­ния вож­дя над людь­ми».
Ав­тор не стре­мит­ся об­ви­нять или оправ­ды­вать глав­но­го ге­роя, он вмес­те с чи­та­те­ля­ми и с бу­ду­щи­ми зри­те­ля­ми хо­чет по­нять, как всё это про­изо­шло, по­че­му свет­лая идея ра­венст­ва и брат­ст­ва ста­ла пе­ре­рож­дать­ся в аг­рес­сив­ную не­тер­пи­мость к ино­му мне­нию, в не­кий ре­ли­ги­оз­но-мсти­тель­ный эр­зац по­кло­не­ния вож­дю и его на­мест­ни­кам. По­че­му на бу­ма­ге бы­ло всё так кра­си­во, а в жиз­ни, да и в го­ло­вах лю­дей — кра­со­та обер­ну­лась уродст­вом, и ре­аль­ным, и мо­раль­ным. Что это бы­ло — объ­ек­тив­но не­воз­мож­ная, ска­зоч­ная меч­та, или до­сти­жи­мая ре­аль­ность, ис­каж­н­ная злым ге­ни­ем, за­тмив­шим на вре­мя и солн­це, и лу­ну. У всех со­бе­сед­ни­ков на сей счет свои мне­ния и суж­де­ния. И да­же про­сла­вив­ший­ся сво­ей бес­при­мер­ной жес­то­костью и не­при­ми­ри­мостью Торк­ве­ма­да раз­гла­гольст­ву­ет о не­при­ем­ле­мос­ти на­си­лия и гре­хов­нос­ти до­но­си­тельст­ва. Ви­ди­мо, у не­го бы­ло вре­мя по­ду­мать и да­же, воз­мож­но, по­ка­ять­ся в ду­ше. Но что от этих по­ка­я­ний мно­го­ты­сяч­ным жерт­вам, ко­то­рых он в свое вре­мя не­дрог­нув­шей ру­кой от­пра­вил на кост­ры ин­кви­зи­ции.
Торк­ве­ма­да: «Все твои пре­ступ­ле­ния со­вер­ше­ны от не­ве­рия в Бо­га. Ибо за­был за­по­ведь „Воз­лю­би Бо­га сво­е­го, и не бу­дет те­бе иных бо­гов“. А ты что сде­лал? Чу­ди­ще боль­ше­виз­ма се­бе в крас­ный угол уста­но­вил и на не­го мо­лил­ся? А боль­ше­визм-то, друг мой, са­мым ди­ким про­яв­ле­ни­ем „при­зра­ка ком­му­низ­ма“ стал. На­си­лие и кровь бы­ли его пи­щей».
Об от­сут­ст­вии люб­ви в ду­ше Иоси­фа го­во­рит его сын Яков, и это сви­де­тельст­во из пер­во­ис­точ­ни­ка:
Яков: «Те­перь ты мо­лишь Гос­по­да о про­ще­нии, буд­то не зна­ешь, что лю­бой грех на­чи­на­ет­ся с от­сут­ст­вия люб­ви в ду­ше».

А же­на Иоси­фа, На­деж­да Ал­ли­лу­е­ва, по­кон­чив­шая с со­бой, во­про­ша­ет, раз­ве пло­хи­ми бы­ли про­воз­гла­шён­ные ре­во­лю­ци­ей иде­а­лы сво­бо­ды, ра­венст­ва и брат­ст­ва? По­че­му же тог­да борь­ба за них не при­нес­ла же­лан­ных ре­зуль­та­тов? По­че­му по­бе­ди­ли ли­це­ме­рие, ко­рысть, пре­да­тельст­во? Все­зна­ю­щий Торк­ве­ма­да из­ре­ка­ет в от­вет, вновь со­жа­лея о де­фи­ци­те люб­ви и из­быт­ке жес­то­кос­ти (на греш­ной зем­ле эти мыс­ли ему в го­ло­ву не при­хо­ди­ли): «Сколь­ко жиз­ней ра­ди этих трёх сло­ве­чек угро­би­ли, не со­счи­тать! А ты ещё даль­ше по­шла, се­бя уби­ла… Ты се­бя да­же боль­ше де­тей лю­би­ла, они не прос­то си­ро­та­ми оста­лись, а льдин­ка­ми, за­мёрз­ши­ми у тво­е­го гро­ба».
О пре­да­тельст­ве, ошиб­ках и гре­хах го­во­рит и сам Иосиф, су­дя по все­му, лишь пос­ле окон­ча­ния пу­ти зем­но­го на­чав­ший осо­зна­вать, ка­кой страх и ужас со­про­вож­дал его под­дан­ных на пу­ти к свет­ло­му бу­ду­ще­му. При том, что и эн­ту­зи­азм был за­час­тую ис­крен­ним, а не по­каз­ным, и ве­ра в пра­вое де­ло при­сут­ст­во­ва­ла… Но имен­но ве­ра под­ры­ва­лась ли­це­ме­ра­ми у влас­ти, лжи­вы­ми и алч­ны­ми.
Иосиф: «…На­род уви­дел, что ло­зун­ги ве­ли­ких стро­ек — для прос­та­ков. По­то­му что те, кто по­шуст­рее, под шу­мок этих ло­зун­гов очень не­пло­хо устро­и­лись… При мне силь­ное двое­ду­шие раз­ви­лось. Каж­дый хо­тел вы­гля­деть ста­ли­нис­том. И слу­чи­лась бе­да. Те, кто се­бя луч­ши­ми ста­ли­нис­та­ми счи­та­ли, ста­ли худ­ших ста­ли­нис­тов пре­сле­до­вать: до­но­сы пи­сать, из пар­тии из­го­нять, ра­бо­ты ли­шать, в тюрь­му са­жать. Боль­шой грех на мне — грех со­блаз­не­ния ко лжи. Не сра­зу я к это­му при­шёл, по­сте­пен­но, ког­да за власть бо­рол­ся. А по­лу­чи­лось пло­хо. Ве­ли­кий, ве­ли­кий грех со­блаз­не­ния лю­дей»…
Го­во­рят, что к вер­ши­нам влас­ти ча­ще дру­гих стре­мят­ся те, кто вер­шин­ны­ми ка­чест­ва­ми мо­ра­ли не об­ла­да­ют. Карь­е­ри­с­ты, ли­це­ме­ры, при­спо­соб­лен­цы, го­то­вые се­год­ня вос­пе­вать услов­но крас­ное, а зав­тра — с ле­ё­костью — без­ус­лов­но бе­лое. Глав­ное — быть бли­же к «ко­ры­ту». Имен­но об этих свойст­вах и об этой суб­стан­ции из­вест­но, что она"ни­ког­да не то­нет и всег­да стре­мит­ся на­верх». Увы, тен­ден­ция веч­ная, прак­ти­чес­ки не за­ви­ся­щая от ти­па об­щест­вен­но­го и го­су­дар­ст­вен­но­го строя, гео­гра­фи­чес­ко­го рас­по­ло­же­ния и идео­ло­ги­чес­ко­го на­прав­ле­ния. Всё это по­ни­мал и вождь на­ро­дов. По­ни­мал и ис­поль­зо­вал че­ло­ве­чес­кие сла­бос­ти, рас­счи­ты­вая, ви­ди­мо, что с те­че­ни­ем вре­ме­ни сла­бос­ти смо­гут пре­об­ра­зить­ся в до­сто­инст­ва. Но идея вос­пи­та­ния но­во­го че­ло­ве­ка, но­вой про­ле­тар­ской ин­тел­ли­ген­ции ока­за­лась ещё од­ной уто­пи­ей.
Иосиф: «Зна­ешь, сколь­ко мо­их по­чи­та­те­лей зав­тра в мо­их вра­гов пре­вра­тят­ся? Не счесть. А ведь это на­ша ошиб­ка, боль­ше­вист­ская. Уль­я­нов с Троц­ким страш­но цар­скую ин­тел­ли­ген­цию бо­я­лись. Те ин­тел­ли­ген­ты серь­ёз­ны­ми лич­нос­тя­ми бы­ли. Бу­нин, Гу­ми­лёв, Брю­сов, Куп­рин. Ан­дре­ев. Глы­бы. Для них не вож­ди, а нравст­вен­ность во гла­ве уг­ла сто­я­ла… Всё не так по­шло, ког­да мы на­сто­я­щих ин­тел­ли­ген­тов на па­ро­ход по­са­ди­ли и в Гер­ма­нию от­пра­ви­ли. Ду­ма­ли, вмес­то них при­дёт про­ле­та­ри­ат. Но не го­тов он ока­зал­ся в боль­шом ко­ли­чест­ве твор­цов вы­со­ко­го уров­ня рож­дать. Про­кля­тое про­ш­лое не да­ва­ло. Мно­го­ве­ко­вая раб­ская жизнь».
О ро­ли на­ро­да и лич­нос­ти в ис­то­рии рас­суж­да­ют прак­ти­чес­ки все пер­со­на­жи, вспо­ми­ная со­бы­тия не­дав­не­го про­ш­ло­го. Ког­да все­об­щий страх па­ра­ли­зо­вал об­щест­во. Ког­да про­ще (и без­опас­нее) бы­ло не за­ме­чать то­го, что про­ис­хо­ди­ло ря­дом, с друзь­я­ми, со­слу­жив­ца­ми или со­се­дя­ми. Впро­чем, и се­год­ня ни­че­го не из­ме­ни­лось, осо­бен­но, в од­ной из стран быв­ше­го ве­ли­ко­го го­су­дар­ст­ва, где луч­ше про­мол­чать или на­обо­рот кри­чать ре­чёв­ки гром­че всех. И это груст­ное и тре­вож­ное на­блю­де­ние.

Не за­ме­чать, не му­чить­ся во­про­са­ми,
Не пов­то­рять: «Стра­на, ви­на, вой­на»,
А го­во­рить на «чёр­ное» — «бе­лё­сое»,
Вы­гля­ды­вая ти­хо из ок­на.
Не вы­де­лять­ся да­же в гряз­ном ме­си­ве,
Быть с краю — не на взлёт­ной по­ло­се,
Оправ­ды­вать лю­бое мра­ко­бе­сие.
И быть, как все, как все, как все…

Торк­ве­ма­да: «Кто в про­мёрз­ших то­вар­ня­ках ку­лац­кие семьи в Си­бирь вёз? Кто их в суг­ро­бы на по­лу­стан­ках вы­бра­сы­вал? Ре­жим, что ли»?
На­деж­да: «Про­с­тые со­вет­ские лю­ди по при­ка­зу ре­жи­ма»!
Торк­ве­ма­да: «По при­ка­зу! То есть я, прос­той со­вет­ский че­ло­век, в упор не ви­жу страш­ных стра­да­ний этих лю­дей. Я по­сы­лаю их на ги­бель. Для ме­ня при­каз важ­нее».
На­деж­да: «Они за се­бя бо­я­лись»
Торк­ве­ма­да: «Вот… Ре­жим был пло­хой, а лю­ди бо­я­лись. И ста­но­ви­лись со­участ­ни­ка­ми. А те, кто не бо­я­лись, шли в ла­ге­ря… Вы к жерт­вам бы­ли без­жа­лост­ны, и чувст­во со­стра­да­ния в вас умер­ло. До­но­сы друг на дру­га ка­та­ли.
Са­ми же друг дру­га са­жа­ли… Ис­то­рию де­ла­ют не вож­ди, а на­ро­ды. А на­род за эти пре­ступ­ле­ния до сих пор ви­ны на се­бя не бе­рет. Зна­чит, бу­дут у не­го но­вые ис­пы­та­ния».
Лю­бо­пыт­но, что об­раз­цо­вым при­спо­соб­лен­цем на сце­не бу­дет яв­лен про­ле­тар­ский по­эт Демь­ян Бед­ный, ко­то­рый не скры­ва­ет же­ла­ния, бу­ду­чи при­двор­ным бас­но­пис­цем, угож­дать влас­ти, при­чём лю­бой. Ве­ро­ят­но, это об­раз в боль­шей сте­пе­ни со­би­ра­тель­ный, хо­тя в судь­бе быст­ро став­ше­го не бед­ным Бед­но­го бы­ло не­ма­ло та­ко­го, что со­от­вет­ст­ву­ет ха­рак­те­рис­ти­ке конъ­юнк­тур­щи­ка и идей­но­го ха­ме­лео­на. При­ме­ча­те­лен диа­лог Бед­но­го и ма­те­ри Иоси­фа, ко­то­рая пред­став­ле­на умуд­рён­ной жизнью, спра­вед­ли­вой, не бо­я­щей­ся го­во­рить прав­ду жен­щи­ной.
Бед­ный. «Убеж­де­ния при­хо­дят и ухо­дят, а ку­шать хо­чет­ся всег­да. Те­перь я бу­ду ку­шать за дру­гим сто­лом. И не один я.
Мать: «Да, чу­ди­ще об­ло, ог­ром­но, сто­зев­но и ла­яй. Мно­го вас, с хо­ро­шим ап­пе­ти­том! Но­вую прав­ду стро­ить бу­де­те, для из­бран­ных»?
Бед­ный: «По­че­му это для из­бран­ных»?
Мать: «По­то­му что толь­ко у из­бран­ных вкус­но ку­шать по­лу­чит­ся. А у осталь­ных нет. Им ва­ша прав­да не нуж­на».
Прав­да нуж­на всем и всег­да. Но, к со­жа­ле­нию, не­прав­де ве­рят лег­ко, воз­мож­но, лег­че, чем прав­де. Этим поль­зу­ют­ся. С по­мощью это­го ма­ни­пу­ли­ру­ют мас­со­вым со­зна­ни­ем, вну­шая лож­ные ис­ти­ны, фаль­си­фи­ци­руя про­ш­лое, ис­ка­жая на­сто­я­щее, про­грам­ми­руя бу­ду­щее… И чем бо­лее из­вес­тен, по­пу­ля­рен тот, кто, как го­во­рит­ся, врёт, не крас­нея, транс­ли­руя за­дан­ные хо­зя­и­ном-кук­ло­во­дом све­де­ния, идеи, убеж­де­ния, тем лег­че они вос­при­ни­ма­ют­ся по­слуш­ным, вну­ша­е­мым и ве­до­мым боль­шинст­вом. И по­то­му Бед­ный (и не толь­ко он) востре­бо­ван в зем­ной жиз­ни. Хо­зя­е­вам ну­жен вы­зы­ва­ю­щий до­ве­рие пер­со­наж, та­кой поч­ти свой, близ­кий, прос­той и по­нят­ный. Вот, как он сам об этом го­во­рит:
Бед­ный: «Тут в тём­ных под­ва­лах есть од­на под­ко­мис­сия тай­ная, ко­то­рая за­бо­тит­ся о ба­лан­се сил там, на зем­ной по­верх­нос­ти. И вот она уста­но­ви­ла, что в со­вет­ской по­э­зии слиш­ком мно­го свет­ло­ли­ких со­бра­лось. А это пло­хо, по­то­му что они не толь­ко стиш­ки пи­шут. Ещё и пес­ни со­чи­ня­ют, ко­то­рые на­род по­ёт. От это­го он то­же де­ла­ет­ся свет­ло­ли­ким, а под­ко­мис­сии это не нра­вит­ся… Мне пред­ло­жи­ли ту­да вер­нуть­ся и про му­зу по­тол­ще со­чи­нять. А за­од­но про пар­тию, что­бы её со­всем раз­лю­би­ли. Об­личье, прав­да, дру­гое да­дут. Ка­ко­во»?
Они дейст­ви­тель­но вер­ну­лись. Их мно­го, они по­ют гром­ко и при­зыв­но, их хва­лят и рек­ла­ми­ру­ют, И очень мно­гие им ве­рят. Ведь они по­ют и раз­гла­гольст­ву­ют в луч­шее вре­мя, на всех ка­на­лах, во всех на­уш­ни­ках. Ко­мис­сия на­стой­чи­ва и по­сле­до­ва­тель­на в до­сти­же­нии по­став­лен­ной це­ли. Про­ти­во­сто­ять ей труд­но. Но воз­мож­но. Прос­то на пле­чах нуж­но иметь го­ло­ву, а не гор­шок для сли­ва не­чис­тот. Об этом в пье­се го­во­рит До­сто­ев­ский, и не до­ве­рять ге­нию ос­но­ва­ний нет:
До­сто­ев­ский: «Ду­маю, под­ко­мис­сию как раз во вре­ме­на Иоси­фа в этих тём­ных под­ва­лах за­ду­ма­ли. Мно­гим лю­дям он бе­ду при­нёс, за­то на­ро­ду не­ви­дан­ный дом по­стро­ил. Дом этот в нуж­де и вой­нах стро­ил­ся и для жиз­ни не со­всем удоб­ный. Дол­го его до ума до­во­дить на­до. Но на­род по­нял, что это его дом. И вра­ги по­ня­ли, как этот дом для них опа­сен. По­это­му бе­сы Демь­я­на на­зад и де­ле­ги­ро­ва­ли. Борь­ба за эту но­во­ст­рой­ку бу­дет бес­по­щад­ная».
В прин­ци­пе, борь­ба эта про­дол­жа­ет­ся, и кон­ца-края ей не вид­но. И на пер­вый взгляд не раз­бе­рёшь, где не­бед­ные «Бед­ные», ко­их на­ва­лом, а где те, на уши ко­то­рых они щед­ро ве­ша­ют свою бес­ко­неч­но длин­ную про­па­ган­дист­скую лап­шу. Борь­ба идёт с пе­ре­мен­ным успе­хом, с по­те­ря­ми ре­аль­ны­ми и вир­ту­аль­ны­ми. Но ста­рые дог­мы, под­ле­цы и ли­це­ме­ры — жи­вее всех жи­вых.
За­вер­ша­ет­ся пье­са ав­тор­ской ре­мар­кой, ко­то­рая не все­ля­ет оп­ти­мизм, но ещё раз под­тверж­да­ет мысль о том, что всё про­дол­жа­ет­ся. Про­дол­жа­ет­ся жизнь, ко­то­рая не толь­ко, как ска­за­но в учеб­ни­ке фи­ло­со­фии, «единст­во субъ­ек­ти­ва­ции объ­ек­та и объ­ек­ти­ва­ции субъ­ек­та» (хо­тя, и это, ве­ро­ят­но, то­же). В жиз­ни есть мес­то люб­ви и друж­бе, враж­де и пре­да­тельст­ву, добро­те и за­вис­ти, бес­ко­рыс­тию и алч­нос­ти, зло­радст­ву и со­стра­да­нию, и еще мно­жест­ву же­ла­ний, чувств, меч­та­ний. И со­вес­ти то­же.

Ка­кие чувст­ва ста­нут глав­ны­ми, кто по­бе­дит в борь­бе за че­ло­ве­чес­кие ду­ши, окон­ча­тель­но ли оста­лась в про­ш­лом эпо­ха Иоси­фа или всё ещё пов­то­рит­ся? От­ве­та в пье­се в нет.  

   

По­га­да­ем — ра­дость или го­ре.
На­га­да­ем — встре­чи и раз­лу­ки.
От­че­го же пер­вый мёд так го­рек,
По­че­му до бо­ли сжа­ты ру­ки?
Ночь ухо­дит, кон­че­но га­данье,
Гас­нут в не­бе ты­ся­чи ог­ней,
Но огонь нес­быв­ших­ся же­ла­ний
Серд­це об­жи­га­ет всё силь­ней.

А фи­наль­ная ре­мар­ка, как по­ло­же­но в увле­ка­тель­ном спек­так­ле, за­га­доч­на и мно­го­обе­ща­ю­ща. И, слов­но на­по­ми­на­ет: «Те­атр по-преж­не­му от­ра­жа­ет жизнь. А лю­ди — все в ме­ру сво­их сил — ак­тёры». И у каж­до­го своя роль.
«…Свет при­га­са­ет, зву­чит му­зы­ка, за­тем че­рез сце­ну це­поч­кой тя­нут­ся лю­ди во гла­ве с Бед­ным. Они дер­жат в ру­ках сум­ки и че­мо­да­ны. По все­му вид­но, что от­прав­ля­ют­ся на­зад в ре­аль­ную жизнь. Сре­ди них идёт че­ло­век, оде­тый в граж­дан­ское платье и под­няв­ший во­рот­ник, что­бы его не узна­ли. Единст­вен­ное, что его вы­да­ет, — это кав­каз­ские хро­мо­вые са­по­ги. Че­ло­век на миг по­во­ра­чи­ва­ет ли­цо к за­лу. Это Иосиф».
 

Чи­тал пье­су Вла­ди­мир Спек­тор