Давали как-то «Фальстафа» в «Геликон-опере», ещё в старом здании.
В тот раз в театре Дмитрия Бертмана впервые вспрыгнул на дирижерский пульт уже входивший тогда в моду Теодор Курентзис. Что такое Курентзис за пультом — это неописуемо; это надо было видеть. Он танцевал и притопывал. Он делал пассы и со свистом рассекал воздух палочкой. Губы его шевелятся — он словно бы поддувает вслед пассам, посылам и звукам: «Летите, призраки, летите!» Короче, Курентзис так посылал, что дрожали подиум и стены. Звуки, как пули, свистели над головами оркестрантов. Те только успевали пригибаться. А публика думала: это они вглядываются в ноты — чтобы не отстать от пляшущего Курентзиса. Правда, потом злые языки утверждали, что оркестранты пытались проверить, совпадают ли те ноты, по которым играют они, с теми, по которым дирижировал фехтующий Курентзис. Но это явно были противники прогресса. На самом-то деле пылкий Курентзис посылал звуки, как стрелы куда-то туда, где в кабинетных окопах засели чиновники, никак не решавшие проблему: начать реставрировать и перестраивать здание, чтобы «Геликон-опера», наконец, обрела настоящее театральное пристанище, или ещё повременить?.. Пространство колебалось под выпадами дирижёрской палочки. Ею сотрясатель эфира Курентзис, словно рапирой или шампуром, пытался нанизать в виртуале ноту и звук и пришпились их друг к другу. Однако, нотка в виртуале — что яблоко. Если залепит посреди виртуальности в глаз призраку или какому иному тонкому астральному телу, мало не покажется! А оркестранты-музыканты… они же сразу в двух мирах существуют: туточки, перед публикой, и тамочки, в творческом запределе. Вот они и пригибаются, чтобы не нанесло в глаза никакого сору… Говорю же: Курентзис так поддавал жару, что колебало пульт, подиум, от них «колебанство» перекидывалось на ветхие стены старого здания «Геликон-оперы», а от них передавалось виртуалу… ну, это по-нынешнему: а по-старинному — астралу.
И крутило виртуал, и кривило его по беззаконию мистики творчества так, что в одном из своих путешествий во времени и пространстве Фауст и Мефистофель овеществились в «Геликон-опере» за кулисами оперы «Фальстаф», рулежируемой туда и сюда буйным Теодором Курентзисом.
Фауст: Пароль!
Мефистофель: Дуй-не передуй! Отзыв?
Фальстаф: Не свисти.
Мефистофель: Это не я. Это вон от того, ветродуя с палочкой, такая буря…
Курентзис, прожигая взорами тьму кулис и мрак творческого озарения, отгонял от себя призраков и гениев оперы — чтобы одному плясать на лбине дирижерской голгофы.
Фауст: Дует, как на вершине горы Геликон.
Мефистофель (вглядевшись вдаль): Эге ж. Всех муз смело. И заодно ведьм с Брокена.
Фауст (о Курентзисе): Ну, так что? Будем останавливать? Хоть на мгновенье?
Мефистофель (с большим чувством): Ну их на фффиг!!! Только свяжись…
Ноты срывались с кончика окурентзевшей палочки почти зримыми сгустками энергии. Фауст и Мефистофель своими телами прижимали к полу концы кулис, чтобы публике не открылось запретное — тайна театральной кухни, где проказницы донимали Фальстафа.
Фальстаф (жутко щекотаемый): Вы чего сюда припёрлись? Это не ваша партитура!
Фауст: А разве не сюда зовут всех, кто на фэ? Фауст, Мефисто… Финдзор с прокафницами… Финнадзор… Прокафники фининспекторы…
Фальстаф: Тебе что, этот, вертимуз с палочкой, насморк надул?
Все сильнее вздрагивали и колебались старые стены. Во все щели свистела вечность.
Мефистофель (всеведуще): Если стены войдут в резонанс с оркестром… Ух!
Фальстаф: Передавит всех насмешниц! А я (мечтает) в Виндзор вернусь, на покой.
Мефистофель: Фиг вам! Если накатит всеобщий резонанс, то завиртуалится воронка нуль-перехода, и фазированные вихри через точку бифуркации зафигачат всех нас отсюда мимо Лысой горы на Брокене незнамо куда! По квантам собирать придется. Если найдут.
Фауст (невольно прикрывая голову): Сделай же что-нибудь, дух зла! Я требую!
Мефистофель: Кабы ты обманом не вынудил меня подписать договор! Я б фиг вам…
Фауст: Во имя спасения мира, не тобой сотворенного!
Фальстаф (ущекокотанный вусмерть): Пустите! Мой выход! Режиссер убьет!
Мефистофель: Эх, еще не время для второго пришествия! Фуршет не накрыт… Что ж, придётся выбрать не самую лучшую версию из возможных путей отсюда в будущее.
Он дунул куда-то себе под крыло, затренькали мобильные и офисные телефоны, в потоке звуковых вихрей замерцали экраны ноутбуков и смартфонов. «Дозор в тенёчке слушает!.." И, пока по-над занавесом бежали буквы, рассказывающие публике содержание оперы, с обратной стороны занавеса бегущей строкой высветились тексты распоряжений столичного мэра и правительства и абракадабра нумераций чиновничьей переписки.
Мефистофель (ткнув пальцем): Вот так устраивает?
Фальстаф (вчитываясь в даты грядущих лет): Это когда же будет?
Мефистофель: Через пару лет. Это самое большее, что я могу сделать! Хотя это решение много непокою принесет сюда с собою. Протесты недовольных. Взбрыки непонятливых. Происки и козни завистников. Вон того танцора с палочкой унесёт в другие края на ещё более возвышенные дирижанские помосты… А ещё через пару лет после снесёт тех, кто принял это решение. Но оно уж не отменится. Его доведёт до конца новый городской начальник. И перестроится это здание старинной усадьбы. И сокрушатся чьи-то сердца. А чьи-то возрадуются…
Тут Курентзис как-то особо топнул ногой и махнул палочкой. И каждого унесло в отведенную ему оперу. А закулисных фантомов Фауста и Мефистофеля сдуло, откуда надуло, в виртуалку. Пусть там жонглируют мгновеньями. У нас свои жонглёры входят в моду.
А через пару лет московский градоначальник и московское правительство действительно решили обновить стены «Геликон-оперы», пока не рассыпались под напором искусства. Вот так и началось строительство нового здания во дворе старого. Всё сбылось!
Переменились на высоких постах столичные начальники. Кирпичи старинной усадьбы вписались в новые стены. А Курентзис широко зашагал по оперным подмосткам просторной России…