П44 По­доль­ский Л. Рас­пад. Ро­ман. М.: «Вест-Кон­сал­тинг», 2019. 536 с.

ISBN 978-5-91865-566-5

О том, с че­го на­чи­на­ет­ся Ро­ди­на, в не­дав­нем про­ш­лом зна­ли да­же де­ти, ибо од­но­и­мён­ная пес­ня зву­ча­ла в эфи­ре час­то, а сло­ва Ма­ту­сов­ско­го за­по­ми­на­лись сра­зу и на­дол­го. «С че­го на­чи­на­ет­ся Ро­ди­на? С кар­тин­ки в тво­ём бук­ва­ре, с хо­ро­ших и вер­ных то­ва­ри­щей, жи­ву­щих в со­сед­нем дво­ре…» Се­год­ня и пес­ня поч­ти по­за­бы­та, да и по­ня­тие Ро­ди­ны, воз­мож­но, впи­сы­ва­ет­ся в не­сколь­ко иной ас­со­ци­а­тив­ный ряд.

А с ка­ких кар­ти­нок и дру­зей-то­ва­ри­щей на­чи­на­ет­ся рас­пад этой са­мой Ро­ди­ны? И вмес­те с ним (или да­же рань­ше) — рас­пад лич­нос­ти, ми­ро­воз­зре­ния, вза­и­мо­от­но­ше­ний, сис­те­мы влас­ти, в кон­це кон­цов? Пе­сен об этом не по­ют. А вот ро­ман — на­пи­сан. Он так и на­зы­ва­ет­ся — «Рас­пад», и в нём Лео­нид По­доль­ский чест­но, от­кро­вен­но, под­роб­но и увле­ка­тель­но рас­ска­зы­ва­ет и рас­суж­да­ет о том, что про­ис­хо­ди­ло в стра­не на про­тя­же­нии про­ш­ло­го ве­ка, при­чём без мо­ра­ли­за­тор­ст­ва и на­зи­да­тель­ных ин­то­на­ций и, глав­ное, не на­ста­и­вая на сво­ей аб­со­лют­ной право­те, не утверж­дая её в ка­чест­ве дог­мы. На стра­ни­цах кни­ги раз­во­ра­чи­ва­ет­ся, как пи­са­ли в школь­ных учеб­ни­ках по ли­те­ра­ту­ре, па­но­ра­ма жиз­ни не­сколь­ких по­ко­ле­ний не­сколь­ких се­мей, про­шед­ших сквозь не­мыс­ли­мые ис­пы­та­ния ве­ка, ко­то­рый на­зы­ва­ют то ли атом­ным, то ли кро­ва­вым. Ведь имен­но в этом ве­ке по­лы­ха­ли две ми­ро­вые вой­ны, ло­ма­ли судь­бы мил­ли­о­нам лю­дей ре­во­лю­ции, вос­хо­ди­ла и па­да­ла звез­да ком­му­низ­ма…

А мы из ушед­шей эпо­хи,
Где бро­дят за­бы­тые сны,
Где де­лят­ся кро­хи, как вдо­хи,
На эхо ог­ром­ной стра­ны.
Мы пом­ним и не за­бы­ва­ем,
От­ку­да, за­чем и ку­да.
Меч­ты о нес­быв­шем­ся рае,
Сго­рая, не га­сит звез­да.
(Сти­хи в статье ав­то­ра Вла­ди­ми­ра Спек­то­ра. — При­меч. ред.)

Меч­ты не всег­да рож­да­ют вдох­но­ве­ние и ро­ман­ти­чес­кие устрем­ле­ния. Не­ред­ко они пе­ре­хо­дят в за­висть, и пла­ны ре­а­ли­за­ции их при этом стро­ят­ся на ко­рыст­ных рас­чётах и зло­рад­ной мес­ти. Увы, та­кие меч­та­ния свойст­вен­ны и боль­шинст­ву ге­ро­ев ро­ма­на, сре­ди ко­то­рых учё­ные и пар­тий­ные де­я­те­ли, но­мен­кла­тур­ные влас­то­люб­цы и те, ко­го при­ня­то бы­ло на­зы­вать «про­с­ты­ми со­вет­ски­ми людь­ми», не­за­ви­си­мо от то­го, го­род­ские они жи­те­ли или сель­ские… Вот и од­на из глав­ных ге­ро­инь, про­фес­сор Ма­ев­ская, це­ле­уст­рем­лён­ная, чес­то­лю­би­вая, об­лас­кан­ная в своё вре­мя зва­ни­я­ми и на­гра­да­ми, под ко­нец карь­е­ры от­ча­ян­но, все­ми си­ла­ми и спо­со­ба­ми го­то­ва бо­роть­ся за своё мес­то под тёп­лым но­мен­кла­тур­ным солн­цем уда­чи. При­том что по на­ту­ре она со­вер­шен­но не злоб­ный мон­стр, на­обо­рот, все добрые ка­чест­ва в её ха­рак­те­ре за­ло­же­ны. В юном воз­рас­те, мо­ло­дым спе­ци­а­лис­том, она ста­ла хи­рур­гом во фрон­то­вом гос­пи­та­ле, про­явив при этом му­жест­во и уме­ние, зна­ние и от­зыв­чи­вость. Бы­ла, ка­за­лось, лю­бовь и свет­лые ожи­да­ния… Но она их от­ри­ну­ла, вы­брав на­уку и карь­е­ру, чья по­зо­ло­чен­ная лест­ни­ца обя­за­тель­но идёт в ни­ку­да. Тем не ме­нее вот как она вспо­ми­на­ет кон­церт фрон­то­вой агит­бри­га­ды и те чувст­ва, ко­то­ры­ми бы­ли ох­ва­че­ны слу­ша­те­ли — вра­чи, мед­сест­ры, выз­до­рав­ли­ва­ю­щие бой­цы:

«Же­ня не смог­ла бы опи­сать сло­ва­ми это чувст­во — в нём бы­ли гор­дость, ра­дость, свет­лая пе­чаль и бес­ко­неч­ная лю­бовь ко всем этим лю­дям, со­хра­нив­шим, не­смот­ря на боль, ра­ны, по­те­ри дру­зей и близ­ких, свою жи­вую ду­шу. Та­ких лю­дей не­льзя по­бе­дить, та­кую стра­ну не­льзя по­ста­вить на ко­ле­ни, — с гор­достью, и ка­ким-то не­обык­но­вен­ным вос­тор­гом ду­ма­ла она. Не прос­то ду­ма­ла — чувст­во­ва­ла, по­то­му что в этот мо­мент мыс­ли и чувст­ва сли­лись в ней во­еди­но, и все они, си­дев­шие на скамь­ях, или пря­мо на по­лу, и ра­не­ные, ле­жав­шие на но­сил­ках и на кро­ва­тях, и ар­ти­с­ты на сце­не, и не­сколь­ко де­ре­вен­ских ста­рух и жен­щин с деть­ми, пе­ре­жив­ших весь ад бо­ёв, — все они бы­ли еди­ный ор­га­низм, один на­род, из мно­гих кор­ней — од­но де­ре­во».

И всё же она — за­кон­чен­ный про­дукт сво­е­го вре­ме­ни, вос­пи­тан­ный его жес­то­костью, ли­це­ме­ри­ем и не­тер­пи­мостью. Она, про­шед­шая страш­ные, раз­ру­ша­ю­щие пси­хи­ку кам­па­нии борь­бы с «вра­ча­ми-вре­ди­те­ля­ми», с кос­мо­по­ли­та­ми и про­чи­ми «вра­га­ми на­ро­да», со­хра­ни­ла в ду­ше не толь­ко страх, но и го­тов­ность от­ве­тить уда­ром на удар. Уда­ром, воз­мож­но, из то­го же ар­се­на­ла, что был при­сущ тем вро­де ка­нув­шим в про­ш­лое ан­ти­ге­ро­ям.

«…Да, это — от тех вре­мён. От их ди­кой, вар­вар­ской не­тер­пи­мос­ти… Во­шло в при­выч­ку клей­мить и гро­мить. Зна­ла же, всег­да зна­ла, что зло по­рож­да­ет толь­ко зло, не­спра­вед­ли­вость — толь­ко не­спра­вед­ли­вость. И всё-та­ки гро­ми­ла… Homo homini lupus est (че­ло­век че­ло­ве­ку волк), — не­ожи­дан­но вспом­ни­ла она. Это бы­ла чуть ли не единст­вен­ная ла­тин­ская по­го­вор­ка, ко­то­рую она усво­и­ла в ин­сти­ту­те. В са­мый раз вспом­ни­ла. Ев­ге­ния Мар­ков­на уви­де­ла жизнь имен­но та­кой: веч­ная борь­ба, в ко­то­рой по­беж­да­ют са­мые силь­ные, ко­вар­ные и при­спо­соб­лен­ные, где глав­ные ры­ча­ги — за­висть, чес­то­лю­бие и алч­ность, а са­мый глав­ный за­кон — от­ри­ца­ние от­ри­ца­ния, то есть за­кон пе­ри­о­ди­чес­ких кро­во­пус­ка­ний, ко­то­рые нуж­ны, что­бы силь­ные мог­ли за­хва­тить луч­шие ме­с­та под солн­цем. Она от­ри­ца­ла на сво­ём вит­ке спи­ра­ли, а те­перь от­ри­ца­ют её са­му. Но ведь и они, от­ри­ца­те­ли, не веч­ны. И их — же­лез­ной мет­лой…»

Сре­ди мно­жест­ва пер­со­на­жей, со­бы­тий, при­хот­ли­во­го пе­ре­пле­те­ния сю­жет­ных ли­ний (эта на­сы­щен­ность и мно­го­п­ла­но­вость, на мой взгляд, де­ла­ет ро­ман ещё бо­лее ин­те­рес­ным и увле­ка­тель­ным) всё же глав­ным дейст­ву­ю­щим ли­цом на про­тя­же­нии по­вест­во­ва­ния ос­та­ёт­ся вре­мя, ко­то­рое, да­же ме­ня­ясь, ос­та­ёт­ся не­из­мен­ным. Ме­ня­ют­ся в сво­ём раз­ви­тии пер­со­на­жи, власть и го­су­дар­ст­вен­ная сис­те­ма, ко­то­рая в оче­ред­ной раз про­хо­дит путь от му­чи­тель­но­го, кро­ва­во­го ста­нов­ле­ния до за­стоя и рас­па­да, ис­чез­но­ве­ния, со­про­вож­да­е­мо­го разо­ча­ро­ван­ным рав­но­ду­ши­ем и де­мон­ст­ра­тив­ным без­ве­ри­ем. Но преж­де чем на­сту­па­ет пе­ри­од без­раз­ли­чия и безыс­ход­нос­ти, лю­ди пы­та­ют­ся разо­брать­ся в за­ко­но­мер­нос­тях про­ис­хо­дя­ще­го, по­нять, по­че­му и за­чем всё слу­чи­лось имен­но так. По­че­му са­мые под­лые ока­зы­ва­ют­ся наибо­лее ак­тив­ны­ми и успеш­ны­ми, по­че­му сис­те­ма отвер­га­ет чест­ных и до­вер­чи­вых, по­ря­доч­ных и со­вест­ли­вых…

«При­хо­дят ни­от­ку­да, жи­вут, му­ча­ют­ся, и ухо­дят в ни­ку­да… Да, ни­кто ни­ко­му не ну­жен. Эго­изм — единст­вен­ное, веч­ное че­ло­ве­чес­кое свойст­во. Как внут­ри­ви­до­вая борь­ба. Лю­бовь к ближ­не­му — кра­си­вая уто­пия, не боль­ше. И од­на­ко сколь­ко раз лю­ди по­ку­па­лись на неё. Раз­ве­си­ли уши, по­ве­ри­ли в сказ­ку о все­об­щем ра­венст­ве и счастье. Нег­ра­мот­ные, не­да­лёкие, глу­пые лю­ди — на­род… Лю­ди его кру­га — всё по­ни­ма­ли. Шеп­та­лись на кух­нях, слу­ша­ли го­ло­са, ез­ди­ли за гра­ни­цу… И мол­ча­ли… Или — иг­ра­ли по их пра­ви­лам. Про­ка­за… Об­щест­во боль­но про­ка­зой… Идёт гни­е­ние… Рас­пад…»

Пись­ма из ни­от­ку­да,
И пись­ма в ни­ку­да.
Жизнь по­хо­жа на чу­до,
Как на чу­гун ру­да.

Жизнь по­хо­жа на пти­цу,
Ле­тя­щую на­угад.
Ни­что не пов­то­рит­ся.
Ни­кто не ви­но­ват.

«Все бо­ят­ся. Ибо страх — це­мент сис­те­мы, стер­жень, на ко­то­ром она дер­жит­ся. Сто­ит толь­ко вы­нуть этот стер­жень, и сис­те­ма, ли­шён­ная серд­це­ви­ны, раз­ва­лит­ся в прах… Сис­те­ма кро­пот­ли­во, хит­ро­ум­но, бес­по­щад­но рас­тит ис­пол­ни­те­лей, иг­ро­ков, слу­жи­те­лей. Унич­то­жа­ет ге­не­ти­чес­ки всех иных. За­пре­ща­ет кни­ги, кар­ти­ны, филь­мы, мысль. По­дав­ля­ет всё, что хоть чем-то вы­де­ля­ет­ся из ря­да. Воз­но­сит ду­ра­ков и ту­пиц, куль­ти­ви­ру­ет огра­ни­чен­ность».

Есть сре­ди ге­ро­ев «Рас­па­да» и ду­ра­ки (вы­со­ко­пос­тав­лен­ные), и ту­пи­цы (в зва­нии про­фес­со­ров), но всё же боль­шинст­во — лю­ди ум­ные, рас­чёт­ли­вые, об­ла­да­ю­щие хо­ро­шей ре­ак­ци­ей на из­ме­ня­ю­щи­е­ся со­бы­тия, уме­ю­щие и на­учен­ные «ло­вить мо­мент, ис­поль­зо­вать шанс», да­же если для это­го не­об­хо­ди­мо бу­дет из­ме­нить друж­бе или пре­дать свою лю­бовь. О взгля­дах и ми­ро­воз­зре­нии и ре­чи нет — они ме­ня­ют­ся по ме­ре не­об­хо­ди­мос­ти.

Пре­да­ют, слов­но пес­ню по­ют.
Пре­да­ют и чу­жих, и сво­их,
За­бы­вая, что Там и Тут
Раз­де­ля­ет один лишь миг.

Про­да­ёт­ся зло­радст­во и лесть,
В пят­нах спле­тен чу­жое бельё…
Не в чес­ти у тор­гу­ю­щих честь.
Вот и всё. Осталь­ное — враньё.

Ко­неч­но, во все вре­ме­на, в том чис­ле и со­вет­ские, лю­ди бы­ли хо­ро­шие и пло­хие, это ак­си­о­ма. Ав­тор­ский взгляд вы­брал в ос­нов­ном тех, ко­го труд­но на­звать хо­ро­ши­ми (но и упре­кать их язык не по­вер­нет­ся) — они жи­ли по мо­раль­ным (вер­нее, амо­раль­ным) за­ко­нам, ко­то­рые дик­то­ва­ло вре­мя раз­ви­то­го дву­ли­чия. Хо­тя бы­ли (и не­ма­ло) дру­гие, не ме­няв­шие свои прин­ци­пы и иде­а­лы, ста­рав­ши­е­ся не де­лать га­дос­ти друзь­ям и зна­ко­мым. Имен­но бла­го­да­ря та­ким лю­дям (а они всег­да яр­кие и на ви­ду) вре­мя иног­да ка­за­лось чи­ще и добрее. Да и ло­зунг «Че­ло­век че­ло­ве­ку — друг, то­ва­рищ и брат», ко­то­рый по­зна­вал­ся из учеб­ни­ков млад­шей шко­лы, то­же со­зда­вал фон добро­ты и сер­деч­нос­ти, ко­то­ро­го се­год­ня в об­щест­ве, увы, прос­то нет. Бы­ли ро­ман­ти­чес­кие по­ры­вы и свойст­вен­ная мо­ло­дос­ти ве­ра в свет­лое бу­ду­щее, бы­ла меч­та о гря­ду­щем об­щест­ве бла­го­денст­вия и про­цве­та­ния, ко­то­рое на­зы­ва­ли ком­му­низ­мом.

Ра­ди этой меч­ты по­ко­ле­ние за по­ко­ле­ни­ем вы­нуж­де­ны бы­ли тер­петь ли­ше­ния и тя­го­ты, и не у всех это вы­зы­ва­ло эн­ту­зи­азм… Как раз та­кие, не же­лав­шие тер­петь, в цент­ре ав­тор­ско­го фо­ку­са вни­ма­ния. И их не­тер­пи­мость аб­со­лют­но иден­тич­на не­тер­пи­мос­ти слу­жи­те­лей сис­те­мы, ко­то­рая до­ста­точ­но быст­ро те­ря­ла оба­я­ние добро­ты и спра­вед­ли­вос­ти, ста­но­вясь всё бо­лее кос­ной, не­при­ми­ри­мой, ли­це­мер­ной. Враньё и ци­низм прос­ту­па­ли, как труп­ные пят­на, и это бы­ло то­же при­ме­той рас­па­да.

«Клас­со­вый ге­но­цид — он ведь не прос­то так, он — из про­ш­лой зло­бы вы­рос, из цар­ских тю­рем, из ка­тор­ги, из ка­ра­тель­ных экс­пе­ди­ций и по­гро­мов. Зло не­из­беж­но рож­да­ет зло, не­на­висть рож­да­ет не­на­висть, и в этом за­мкну­том кру­ге зла и на­си­лия да­же лю­бовь к гря­ду­ще­му че­ло­ве­чест­ву рож­да­ла лишь ве­ли­кую не­на­висть, пре­зри­тель­ное без­раз­ли­чие к со­вре­мен­ни­кам, ко­то­рые не боль­ше, чем ма­те­ри­ал, из ко­то­ро­го мож­но ле­пить бу­ду­щее. На мес­то ве­ру­ю­щих фа­на­ти­ков при­шли без­дум­ные ис­пол­ни­те­ли — ха­мы, лю­ди сис­те­мы, все эти ежо­вы и ша­ри­ко­вы. Так и вле­те­ли в тон­нель ис­то­рии… Ког­да со­ци­аль­ные дви­же­ния опе­ре­жа­ют ес­тест­вен­ное раз­ви­тие куль­ту­ры и ду­ха, к влас­ти не­из­беж­но под­ни­ма­ют­ся тём­ные ни­зы, не­су­щие с со­бой оди­ча­ние. В сущ­нос­ти, раз­ру­ша­ет­ся связь вре­мён, при­хо­дит­ся на­чи­нать за­но­во на го­лом мес­те. А куль­ту­ра рас­тёт мед­лен­но. На од­но­го Пуш­ки­на ушло око­ло ты­ся­чи лет. Воз­рож­де­ние в Ита­лии — че­рез ты­ся­чу лет пос­ле кру­ше­ния Рим­ской им­пе­рии. В Ан­глии Шек­с­пир — че­рез ты­ся­чу лет пос­ле воз­ник­но­ве­ния пер­вых ан­гло-сак­сон­ских ко­ро­левств. И пись­мен­ная То­ра, Вет­хий за­вет то­же че­рез ты­ся­чу лет пос­ле рож­де­ния Цар­ст­ва. Вот темп куль­ту­ры…»

И мо­биль­ная связь —
Лишь при­выч­ная часть
По­всед­нев­но­го бы­та.
Я зво­ню в ни­ку­да, —
Чей-то го­лос, сме­ясь,
«Ва­ше вре­мя за­бы­то».

Пов­то­ряю зво­нок,
Но в от­вет лишь гу­док,
Хо­ло­док ду­шит во­рот.
Вре­мя шу­тит со мной
Или впрямь стал чу­жой,
Прош­лым каш­ляя, го­род.

Я на­пом­ню ему,
Как он жил по уму,
Как он ду­шу ка­ле­чил.
Я мо­би­лен, как сон.
Как чу­жой те­ле­фон.
За се­бя я от­ве­тил.

Са­мым по­зи­тив­ным и оба­я­тель­ным сре­ди мно­жест­ва ге­ро­ев ро­ма­на, на мой взгляд, яв­ля­ет­ся ста­рик Гру­шин, ко­то­рый, кста­ти, чем-то по­хож на толс­тов­ско­го Пла­то­на Ка­ра­та­е­ва. Не очень гра­мот­ный, он от­ли­ча­ет­ся не толь­ко мо­гу­чей фи­зи­чес­кой си­лой, но и при­род­ной добро­той, по­ря­доч­ностью, рас­су­ди­тель­ностью, спо­соб­ностью к со­стра­да­нию, го­тов­ностью прий­ти на по­мощь. И ещё — тер­пи­мостью. В нём нет не­при­ми­ри­мос­ти. Как по мне, он и та­кие, как он, да­рят на­деж­ду, что ещё не всё по­те­ря­но, что рас­пад од­ной сис­те­мы осво­бож­да­ет мес­то для рож­де­ния но­вой. Она то­же мо­жет ока­зать­ся жес­то­кой, своен­рав­ной, не­спра­вед­ли­вой… Но впол­не воз­мож­но, го­рест­ный опыт под­кор­рек­ти­ру­ет ход её раз­ви­тия, и она про­явит­ся, пусть не иде­аль­ной, но хо­тя бы праг­ма­тич­но стре­мя­щей­ся к бла­го­по­лу­чию, в ко­то­ром сло­ва и де­ла не про­ти­во­ре­чат друг дру­гу. В ко­то­ром ве­ра в иде­а­лы не ста­но­вит­ся фа­на­тич­ной, а са­ми иде­а­лы, как им­план­ты, встра­и­ва­ясь в дейст­ви­тель­ность, при­жи­ва­ют­ся в ней. О сло­ве и де­ле хо­ро­шо го­во­рит­ся в кни­ге, ког­да один из ге­ро­ев вспо­ми­на­ет из­вест­ную фра­зу из Биб­лии: «По­мыш­ле­ние серд­ца че­ло­ве­чес­ко­го — зло от юнос­ти его». И это, на мой взгляд, если не цент­раль­ный мо­мент кни­ги, то один из глав­ных. Вни­ма­тель­ный чи­та­тель, ве­ро­ят­но, то­же за­ду­ма­ет­ся над смыс­лом это­го из­ре­че­ния. По­че­му так? На мой взгляд, Бог, по­ни­мая, что че­ло­век спо­со­бен со­вер­шенст­во­вать­ся, про­ща­ет ему пре­гре­ше­ния, счи­тая их ошиб­ка­ми юнос­ти, и ста­вит за­да­чу об­ре­те­ния со­вер­шенст­ва. Хо­ро­шо и точ­но один из ге­ро­ев кни­ги, пе­ре­фра­зи­руя, го­во­рит: «Не­тер­пе­ние серд­ца че­ло­ве­чес­ко­го — зло от юнос­ти его». Я бы до­ба­вил: «И не­тер­пи­мость то­же». Имен­но не­тер­пи­мость к ино­му мне­нию, к ина­ко­мыс­лию про­яв­ля­ет­ся се­год­ня в са­мых урод­ли­вых чер­тах. Она рож­да­ет остер­ве­не­ние и ка­кое-то мра­ко­бе­сие, ког­да жи­те­ли од­но­го из ре­гио­нов стра­ны объ­яв­ля­ют­ся смер­тель­ны­ми вра­га­ми толь­ко из-за не­при­я­тия ими со­сед­ских догм и убеж­де­ний. И на ос­но­ва­нии это­го мир­ные го­ро­да и по­сёл­ки пре­вра­ща­ют­ся в ми­шень для без­жа­лост­ных ар­тил­ле­рий­ских ору­дий и ра­кет­ных сис­тем зал­по­во­го ог­ня. А на дру­гом краю Зем­ли толь­ко иной цвет ко­жи ста­но­вит­ся при­чи­ной не­на­вис­ти, сму­ты, убийств… Но ведь всё это уже бы­ло — ка­ра за ина­ко­мыс­лие, не­на­висть, не­тер­пи­мость… Всё это ка­за­лось следст­ви­ем той по­роч­ной сис­те­мы. Она рас­па­лась. И что же? Она вос­крес­ла. Ибо, су­дя по все­му, она бес­смерт­на.

«Сис­те­ма зиж­ди­лась на че­ты­рёх ки­тах: стра­хе, глу­пос­ти, ко­рыс­ти и ве­ре. Но ве­ры боль­ше не су­щест­во­ва­ло. Вмес­то неё зи­я­ла про­пасть. От это­го сис­те­ма пе­ре­ста­ва­ла быть устой­чи­вой. На сме­ну фа­на­ти­чес­кой ве­ре при­шла ложь, двое­мыс­лие ста­ло нор­мой…»

Ви­ди­мо, и ве­ра в на­саж­да­е­мые дог­мы, ви­до­из­ме­ня­ясь, вос­кре­са­ет то­же вмес­те с не­тер­пи­мостью и не­на­вистью. А лю­ди вез­де оди­на­ко­вы. И ны­неш­ние ни­чем не от­ли­ча­ют­ся от ближ­них и да­лёких пред­ков. Хо­тя иног­да со­зда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что на сме­ну че­ло­ве­ку ра­зум­но­му при­хо­дит не­ра­зум­ный, ту­пой, бес­со­вест­ный, вру­щий…

У не­на­вис­ти нет вы­ход­ных.
И жа­лос­ти то­же нет.
За­то обо­жа­ет дать под дых
При­выч­но, а не в от­вет.

Ка­жет­ся, ей две жиз­ни да­ны.
А мо­жет быть, да­же три.
Сме­ёт­ся зло над чувст­вом ви­ны,
Не гля­дя в ка­лен­да­ри.

«Рас­пад» — на мой взгляд, ро­ман зна­ко­вый, ге­рои ко­то­ро­го ищут от­ве­ты на са­мые жи­вот­ре­пе­щу­щие во­про­сы. Ви­ди­мо, долж­но бы­ло прой­ти бо­лее трид­ца­ти лет со вре­ме­ни рас­па­да Со­вет­ско­го Со­юза, что­бы по­яви­лось про­из­ве­де­ние, рас­ска­зы­ва­ю­щее об этом вдум­чи­во, под­роб­но, увле­ка­тель­но. Это чест­ный взгляд на со­бы­тия част­но­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый ви­дел, за­ме­чал, за­по­ми­нал. И в кон­це кон­цов на­пи­сал та­лант­ли­вую кни­гу, ко­то­рую мож­но на­звать до­ку­мен­том эпо­хи, сви­де­тельст­вом оче­вид­ца. И са­мое глав­ное, что кни­га се­год­ня ещё бо­лее ак­ту­аль­на, чем вче­ра. Ибо, как ска­зал клас­сик, «ме­ня­ет­ся всё, и всё ос­та­ёт­ся не­из­мен­ным». Спа­си­бо ав­то­ру и из­да­тельст­ву Ев­ге­ния Сте­па­но­ва за ро­ман, в ко­то­ром зер­каль­но от­ра­жа­ет­ся вре­мя, а оно из вче­раш­не­го не­из­мен­но ста­но­вит­ся се­год­няш­ним. Это не стран­но. Стран­но то, что кни­ги нет ни в од­ном спис­ке со­ис­ка­те­лей боль­ших ли­те­ра­тур­ных пре­мий. Зна­чит, вре­мя дейст­ви­тель­но не ме­ня­ет­ся?

А вот как ска­зал о ро­ма­не ав­тор Лео­нид По­доль­ский:

«Мой „Рас­пад“ — это в не­ко­то­ром ро­де ро­ман-пред­ска­за­ние, по­пыт­ка уга­дать бу­ду­щее, но вмес­те с этим и по­пыт­ка осмыс­лить дейст­ви­тель­ность… Да­вая на­зва­ние ро­ма­ну, я имел в ви­ду рас­пад ду­хов­ный, рас­пад скреп, ко­то­рый и предоп­ре­де­лил всё осталь­ное. На­сколь­ко ак­туа­лен ро­ман се­год­ня? Лю­ди мо­ло­же со­ро­ка уже не зна­ют и не пом­нят преж­нюю жизнь, а мно­гие из тех, кто стар­ше, о ней нос­таль­ги­ру­ют. И — иде­а­ли­зи­ру­ют… Ны­неш­нее вре­мя очень по­хо­же на то, о ко­то­ром я пи­шу. Мы вро­де бы по­рва­ли с прош­лым, и мы же в не­го воз­вра­ща­ем­ся. Хо­тя, ско­рее, не мы воз­вра­ща­ем­ся, а оно, это про­ш­лое, хва­та­ет нас. Мо­гу ска­зать лишь од­но: я пи­сал прав­ду, да­же ког­да она ещё бы­ла под за­пре­том, пи­сал от ду­ши и ни в чём не по­гре­шил про­тив ис­ти­ны, как я её ви­дел».

Чест­но и от ду­ши — это клю­че­вые сло­ва. На­вер­ное, и чте­ние пред­по­ла­га­ет от­вет­ные ка­чест­ва, ког­да в мир кни­ги по­гру­жа­ешь­ся с ду­шой и чи­та­ешь не толь­ко гла­за­ми, но и серд­цем. Бу­дет ли но­вый рас­пад или, на­обо­рот, но­вое объ­еди­не­ние? Кто зна­ет… В ро­ма­не нет от­ве­тов. Но их по­иск по­мо­га­ет кое-в чём разо­брать­ся, вспом­нить, по­нять. Воз­мож­но, прос­тить. А это — уже не­ма­ло…