Каж­дая про­гул­ка с мо­ей со­ба­кой Би­кой, по­ро­ды бед­линг­тон-терь­ер, до­став­ля­ла мне ог­ром­ное удо­вольст­вие. Бу­ду­чи не­обык­но­вен­ной кра­са­ви­цей и чем­пи­он­кой всех мос­ков­ских вы­ста­вок, она бы­ла к то­му же ещё не­обык­но­вен­но ум­ной, по­слуш­ной и со­об­ра­зи­тель­ной де­воч­кой.

Ког­да я от­пус­кал её с по­вод­ка и про­из­но­сил хо­ро­шо из­вест­ную ей ко­ман­ду: «Би­ка, гу­ляй!» — она тут же лёг­кой трус­цой от­бе­га­ла в сто­ро­ну и об­ню­хи­ва­ла, ка­кие-то опре­де­лён­ные ме­с­та. Най­дя их для се­бя ин­те­рес­ны­ми, она, слег­ка при­сев, по­ли­ва­ла их ко­ро­тень­кой струй­кой мо­чи. За­тем шла даль­ше, про­дол­жая тща­тель­но об­ню­хи­вать тра­ву и кус­тар­ник. Это пов­то­ря­лось до тех пор, по­ка вся тер­ри­то­рия, где она гу­ля­ла, не ока­зы­ва­лась ею по­ме­чен­ной, что обыч­но со­впа­да­ло с окон­ча­ни­ем за­па­са со­дер­жи­мо­го её мо­че­во­го пу­зы­ря.

Но у со­ба­ки имел­ся ещё кое-ка­кой дру­гой, не­раст­ра­чен­ный ре­зерв. Она на­чи­на­ла су­ет­ли­во и то­роп­ли­во хо­дить из сто­ро­ны в сто­ро­ну, за­тем по кру­гу, по­сте­пен­но су­жи­вая его диа­метр. Его цент­раль­ная точ­ка обыч­но слу­жи­ла для неё са­мым под­хо­дя­щим мес­том… Би­ка, изящ­но при­няв по­зу ор­ла, си­дя­ще­го на гор­ной вер­ши­не, и стыд­ли­во отвер­нув от ме­ня свою ми­лую мор­даш­ку, со­вер­ша­ла свои са­мые важ­ные «боль­шие» де­ла.

В это са­мое вре­мя я, как и по­ло­же­но в та­ких слу­ча­ях, на­блю­дал за про­цес­сом де­фе­ка­ции. При этом под­ме­чал, ка­кой у мо­ей со­ба­ки се­год­ня стул — нор­маль­ный, то есть хо­ро­шо оформ­лен­ный, жид­кий или твёр­дый — су­хой. Опо­рож­не­ние ки­шеч­ни­ка всег­да со­дер­жит для вла­дель­ца цен­ную ин­фор­ма­цию, ко­то­рая за­тра­ги­ва­ет сра­зу не­сколь­ко во­про­сов. Пра­виль­ность со­став­ле­ния су­точ­но­го ра­ци­о­на корм­ле­ния со­ба­ки, до­ста­точ­ность вре­ме­ни для её вы­гу­ла и ха­рак­те­рис­ти­ка ра­бо­ты ки­шеч­ни­ка — все от­ве­ты со­дер­жа­лись в од­ном фи­зио­ло­ги­чес­ком ак­те опо­рож­не­ния ки­шеч­ни­ка.

При вра­чеб­ном осмот­ре боль­ных со­бак и за­да­вая вла­дель­цам са­мый пер­вый во­прос — о на­ли­чии еже­днев­но­го сту­ла у их пи­том­ца, я за­час­тую не мог по­лу­чить во­об­ще ни­ка­ко­го вра­зу­ми­тель­но­го от­ве­та. Они, ока­зы­ва­ет­ся, да­же не по­до­зре­ва­ли о том, что им сле­до­ва­ло быть осо­бо вни­ма­тель­ным к дан­но­му и ес­тест­вен­но­му фак­ту.

В мо­ей вра­чеб­ной прак­ти­ке не раз встре­ча­лись слу­чаи, ког­да со­ба­ка три или че­ты­ре дня не име­ла сту­ла, а вла­де­лец это­го во­об­ще не за­ме­чал. Лишь пос­ле то­го как нос со­ба­ки из хо­лод­но­го и влаж­но­го пре­вра­щал­ся в су­хой и го­ря­чий, а тем­пе­ра­ту­ра те­ла под­ни­ма­лась до со­ро­ка гра­ду­сов, жи­вот­ное от­ка­зы­ва­лось от кор­ма и у не­го по­яв­ля­лась рво­та, вот толь­ко тог­да хо­зя­ин на­чи­нал по­ни­мать, что с его дру­гом тво­рит­ся что-то не­лад­ное. И тут он уже без про­мед­ле­ния об­ра­щал­ся к вра­чу за по­мощью.

Опыт­но­му ве­те­ри­на­ру обыч­но в та­ких слу­ча­ях не со­ста­вит боль­шо­го тру­да разо­брать­ся в не­ду­ге. Кар­ти­на за­по­ра у со­ба­ки про­яв­ля­ет­ся чёт­ко. Жи­вот на­пря­жён, твёрд и не­пре­мен­но бо­лез­нен при ощу­пы­ва­нии. Изо рта пло­хо пах­нет, и во­об­ще, вид у та­кой пси­ны весь­ма удру­чён­ный и без­ра­дост­ный.

На во­прос вра­ча «Как дав­но у ва­шей со­ба­ки нет сту­ла?» хо­зя­ин рас­те­рян­но от­ве­тит: «Не мо­гу ска­зать, как-то не на­блю­дал за этим де­лом». А на во­прос «Ела ли со­ба­ка тра­ву?» утвер­ди­тель­но ска­жет: «Ела, ела, слов­но ко­за, мно­го съела тра­вы…» И док­тор в та­ких слу­ча­ях про­из­не­сёт все­го лишь од­ну-единст­вен­ную фра­зу: «Ува­жа­е­мый, но ва­ша со­ба­ка ведь не ко­за!»

Вла­де­лец тут же, по­няв свою оплош­ность, вы­зван­ную не­вни­ма­тель­ностью к лю­би­мой со­ба­ке и из­лиш­ней до­вер­чи­востью, что так на­ив­но по­ве­рил в бай­ку со­ба­ко­во­да-лю­би­те­ля о том, что со­ба­ки в усло­ви­ях го­ро­да успеш­но ле­чат­ся тра­вой, с ви­но­ва­тым вздо­хом со­гла­сит­ся с ве­те­ри­на­ром:
— Не ко­за, док­тор, ко­неч­но же, не ко­за…

В слу­чае вы­ра­жен­но­го за­по­ра, врач про­пи­шет со­ба­ке ва­зе­ли­но­вое мас­ло по од­ной сто­ло­вой лож­ке два-три ра­за в день, и хворь у неё прой­дёт. С по­мощью ва­зе­ли­но­во­го мас­ла, ко­то­рое об­ла­да­ет не­боль­шим по­слаб­ля­ю­щим дейст­ви­ем, жи­вот­ное смо­жет лег­ко и без­бо­лез­нен­но об­лег­чит­ся. И сра­зу же у неё по­явит­ся ап­пе­тит и вос­ста­но­вит­ся на­стро­е­ние…

Если бы вла­де­лец ока­зал­ся из­на­чаль­но вни­ма­тель­ным к сво­ей со­ба­ке, то он в пер­вый же день от­ме­тил бы у неё от­сут­ст­вие сту­ла. И на сле­ду­ю­щий, если бы он не по­явил­ся, мог эле­мен­тар­но ока­зать сво­е­му чет­ве­ро­но­го­му дру­гу до­вра­чеб­ную по­мощь, от всей ду­ши на­по­ив его ва­зе­ли­но­вым или, в слу­чае его от­сут­ст­вия, обыч­ным рас­ти­тель­ным мас­лом.

Так вот, оце­нив у Би­ки стул как нор­маль­ный, я, как всег­да, про­дол­жил смот­реть по сто­ро­нам. Осо­бую опас­ность для мо­ей де­воч­ки пред­став­ля­ли од­но­по­лые бес­при­зор­ные и без­над­зор­ные со­ба­ки. Что­бы обез­опа­сить свою со­ба­ку от их гроз­ных клы­ков мне, как хо­зя­и­ну, сле­до­ва­ло за­ме­тить их рань­ше, чем они уви­дят Би­ку и пред­при­мут по­пыт­ку на неё на­пасть.

В та­ких кри­ти­чес­ких си­ту­а­ци­ях я окли­кал де­воч­ку по име­ни, точ­нее, на­зы­вал её клич­ку и да­вал спо­кой­ным и твёр­дым го­ло­сом ко­ман­ду: «Ко мне!» Как я уже го­во­рил, Би­ка с пер­во­го ра­за по­слуш­но вы­пол­ня­ла ко­ман­ды и тут же на­хо­ди­лась у ме­ня на ру­ках, ста­но­вясь не­до­сти­га­е­мой для не­дру­гов…

В од­них слу­ча­ях не­зва­ные при­шель­цы, бо­ясь не­при­ят­нос­тей, ко­то­рые мог­ли ис­хо­дить от че­ло­ве­ка, пах­ну­ще­го ле­кар­ст­ва­ми, тут же ре­ти­ро­ва­лись, в дру­гих мне при­хо­ди­лось с ни­ми не толь­ко раз­го­ва­ри­вать гром­ким стро­гим го­ло­сом, но и по­рой де­лать вид, что под­ни­маю, что-то с зем­ли… Как пра­ви­ло, од­но толь­ко это дви­же­ние за­став­ля­ло мно­гих без­дом­ных за­ди­ри­с­тых сук, под­жав хвост, тут же убе­гать прочь, так и не успев с по­мощью зу­бов вы­яс­нить от­но­ше­ния с ма­лень­кой од­но­по­лой кон­ку­рент­кой.

За­ко­ны при­ро­ды — есть не­зыб­ле­мые за­ко­ны эко­ло­гии. Жи­вот­ные по­сто­ян­но пы­та­ют­ся вы­яс­нять меж­ду со­бой от­но­ше­ния и де­лить тер­ри­то­рию оби­та­ния не­за­ви­си­мо от то­го, в ка­ком жи­лом мас­си­ве это про­ис­хо­дит: в элит­ном рай­о­не ко­опе­ра­тив­ных до­мов у мет­ро «Аэро­порт» или на окра­и­не Ка­пот­ни в зо­не неф­те­пе­ре­гон­но­го за­во­да.

Так вот, чу­жих со­бак во­круг не бы­ло. Би­ка, сде­лав свои боль­шие и ма­лые де­ла, пе­ре­шла к вы­пол­не­нию сво­е­го ри­ту­а­ла. Най­дя не­боль­шую сухую ве­точ­ку и за­жав её ров­ны­ми бе­лос­неж­ны­ми зу­ба­ми с клас­си­чес­ким нож­ни­це­об­раз­ным при­ку­сом, она на­ча­ла под­ле ме­ня быст­ро-быст­ро но­сить­ся кру­га­ми. Это озна­ча­ло её при­гла­ше­ние к иг­ре под на­шим с ней на­зва­ни­ем «По­про­буй до­го­ни и от­ни­ми». Од­на­ко сто­и­ло мне сде­лать шаг в её сто­ро­ну, как бег со­ба­ки мгно­вен­но ста­но­вил­ся быст­рее и ещё стре­ми­тель­нее. Би­ка мгно­вен­но пе­ре­хо­ди­ла с ры­си на га­лоп. Спи­на Би­ки ещё боль­ше про­ги­ба­лась в ду­гу, зад­ние ко­неч­нос­ти дви­га­лись так стре­ми­тель­но, что ока­зы­ва­лись впе­ре­ди пе­ред­них. Ка­за­лось, что это бе­жит со­всем не со­ба­ка, а ска­чет за­яц. Её ко­неч­нос­ти дви­га­лись точ­но так же, как у ушас­то­го, спа­са­ю­ще­го­ся бег­ст­вом от го­лод­ной ли­си­цы или бор­зой со­ба­ки. При этом её длин­ные тон­кие ви­ся­чие уш­ки, об­рам­лён­ные на кон­цах кис­точ­ка­ми, слов­но со­ткан­ных из тон­чай­шей и не­ве­со­мой го­лу­бой мо­хе­ро­вой шерс­ти, раз­ве­ва­лись по вет­ру, со­зда­ва­е­мым те­лом стре­ми­тель­но бе­гу­щей со­ба­ки. Кар­ти­на пред­став­ля­ла до­воль­но за­бав­ный вид.

Раз­вив бе­ше­ную ско­рость, Би­ка стре­лой про­но­си­лась ми­мо ме­ня и ки­да­ла в мою сто­ро­ну мол­ни­е­нос­ный взгляд сво­их кра­си­вых тём­ных мин­да­ле­вид­ных ма­лень­ких глаз, об­рам­лён­ных чёр­ным об­во­дом-кон­ту­ром, ко­то­рый, как бы про­сил ещё не­мно­жеч­ко её под­за­до­рить. В от­вет я, те­ат­раль­но гром­ко то­пая но­га­ми, бро­сал­ся за ней… А что­бы по­го­ня за со­ба­кой вы­гля­де­ла бо­лее ес­тест­вен­ной, мне при­хо­ди­лось при этом ещё и вос­кли­цать: «Сей­час те­бя до­го­ню и от­ни­му ве­точ­ку, сей­час до­го­ню…»

Би­ка, с до­воль­ным и улы­ба­ю­щим­ся ви­дом, тут же рез­ко при­бав­ля­ла ско­рость и стрем­глав ухо­ди­ла от ме­ня. Сде­лав за ней два или три ша­га, я, ко­неч­но же, оста­нав­ли­вал­ся, но про­дол­жал то­пать но­га­ми, эми­ти­руя по­го­ню. Со сто­ро­ны, на­вер­ное, ка­за­лось, что за ма­лень­ким го­лу­бым зай­чон­ком бе­жит ог­ром­ный бе­ге­мот, ко­то­рый, ко­неч­но же, ни­ког­да не смо­жет до­гнать это бе­гу­щее и од­нов­ре­мен­но ска­чу­щее оча­ро­ва­тель­ное и ска­зоч­ное су­щест­во, со­вер­шен­но не по­хо­жее на со­ба­ку.

Со­ба­ке эта иг­ра очень нра­ви­лась с са­мо­го её ще­нячь­е­го воз­рас­та. Би­ка мог­ла так но­сить­ся де­сять-пят­над­цать ми­нут, ни­сколь­ко не ус­та­вая. Как я не раз от­ме­чал, бег со­ба­ки был ра­зум­но ею спла­ни­ро­ван. Рысь — га­лоп, за­тем сно­ва рысь и в кон­це иг­ры — спо­кой­ный шаг. Ма­туш­ка-при­ро­да и в этом слу­чае по­за­бо­ти­лась об охра­не здо­ровья со­ба­ки от рез­ких пе­ре­гру­зок. Без осо­бой не­об­хо­ди­мос­ти со­ба­ка вне­зап­но не де­ла­ла стре­ми­тель­ных дви­же­ний, не на­си­ло­ва­ла свой ор­га­низм, не за­став­ля­ла ра­бо­тать на из­нос ни своё ма­лень­кое сер­деч­ко, ни сус­тав­ные и свя­зоч­ные ме­ха­низ­мы сво­их рез­вых ко­неч­нос­тей.

Но мно­гое из по­доб­но­го ра­зум­но­го по­ве­де­ния жи­вот­но­го, как я по­нял из сво­их на­блю­де­ний за Би­кой, от­но­си­лось толь­ко к жен­ско­му по­лу как бо­лее утон­чён­но­му ор­га­низ­му. У со­бак муж­ско­го по­ла — ко­бе­лей — всё об­сто­я­ло про­ще, гру­бее и не­сколь­ко при­ми­тив­нее.

Единст­вен­ное что для жи­вот­ных обо­е­го по­ла оста­ва­лось об­щим и про­яв­ля­лось оди­на­ко­во — так это вред­ная, хо­ро­шо из­вест­ная всем вла­дель­цам при­выч­ка со­бак вы­ва­ли­вать­ся в тух­ля­ти­не или с боль­шим удо­вольст­ви­ем её быст­рень­ко под­би­рать и съедать. Ко­неч­но, эта ма­не­ра, кро­ме не­при­ят­ной для хо­зя­и­на в эс­те­ти­чес­ком пла­не, яв­ля­ет­ся до­ста­точ­но опас­ной для здо­ровья са­мой со­ба­ки. Сколь­ко у до­маш­них чет­ве­ро­но­гих встре­ча­ет­ся слу­ча­ев тя­жёлых от­рав­ле­ний, из­вест­ных толь­ко нам вра­чам, ско­рой ве­те­ри­нар­ной по­мо­щи.

В дан­ном слу­чае на­уч­ное опре­де­ле­ние та­ко­го яв­ле­ния, как ата­визм, что в пе­ре­во­де с ла­тин­ско­го озна­ча­ет «от­да­лён­ный пре­док», ни в ко­ей ме­ре не стра­ху­ет со­ба­ку от впол­не ре­аль­ной не­ми­ну­е­мой ги­бе­ли в слу­чае её склон­нос­ти к та­ко­му из­вра­щён­но­му пир­шест­ву.

От­да­лён­ные пред­ки на­ших го­род­ских со­бак не име­ли воз­мож­нос­ти под­би­рать под ок­на­ми жи­лых до­мов на­прочь про­тух­шие и раз­ло­жив­ши­е­ся объ­ед­ки кол­ба­сы и про­чую про­горк­лую снедь, вы­бра­сы­ва­е­мую го­ро­жа­на­ми из окон сво­их бо­га­то меб­ли­ро­ван­ных квар­тир, на­пич­кан­ных са­мой раз­ной элек­трон­ной тех­ни­кой. Пе­ре­вос­пи­ты­вать та­ких вот сфор­ми­ро­вав­ших­ся хо­мо са­пи­енс, вви­ду бес­по­лез­нос­ти это­го за­ня­тия, мы не бу­дем, а вот пе­ре­ло­жить весь труд по не­до­пу­ще­нию удов­летво­ре­ния по­доб­но­го ата­виз­ма у со­ба­ки на го­ло­ву её хо­зя­и­на по­про­бу­ем. По­че­му имен­но на го­ло­ву, а не на пле­чи, как это обыч­но при­ня­то го­во­рить? Да по­то­му что для про­фи­лак­ти­ки по­доб­ных от­рав­ле­ний че­ло­ве­ку при­хо­дит­ся по­сто­ян­но вни­ма­тель­но и не­пре­рыв­но сле­дить за сво­ей со­ба­кой, за каж­дым её ша­гом и дейст­ви­ем. А для это­го во вре­мя про­гул­ки чет­ве­ро­но­го, не­об­хо­ди­мо по­сто­ян­но кру­тить го­ло­вой в раз­ные сто­ро­ны, вни­ма­тель­но ос­мат­ри­вая мест­ность.

Мо­жет быть, это за­ня­тие ока­жет­ся для не­ко­то­рых вла­дель­цев тяж­ким не­по­силь­ным тру­дом. На­при­мер, для груз­ных и туч­ных лю­дей. Со­гла­сен. Спо­рить не бу­ду. Од­на­ко с уве­рен­ностью ска­жу, что поль­за от физ­куль­тур­но­го за­ня­тия дан­но­му ин­ди­ви­ду­у­му бу­дет боль­шая, и оно при­не­сёт ему двой­ную вы­го­ду. Во-пер­вых, со­ба­ка, на­вер­ня­ка не по­па­дёт ни в ка­кую не­при­ят­ную ис­то­рию. Во-вто­рых, у че­ло­ве­ка от та­кой свое­об­раз­ной гим­нас­ти­ки ни­ког­да не разо­вьёт­ся шей­ный ос­тео­хонд­роз. А в-треть­их, вла­де­лец и его со­ба­ка не ис­пы­та­ют нер­в­но­го стрес­са, свя­зан­но­го с не­пред­ви­ден­ным по­се­ще­ни­ем ве­те­ри­нар­ной ле­чеб­ни­цы.

Но, ко­неч­но же, на са­мом де­ле в на­шей по­всед­нев­ной жиз­ни лю­би­те­лей-со­ба­ко­во­дов не всег­да всё про­хо­дит глад­ко, в стро­гом со­от­вет­ст­вии с ре­цеп­том, про­пи­сан­ным пусть да­же са­мым что ни на есть опыт­ным ве­те­ри­нар­ным вра­чом…

* *
Моё вни­ма­ние бы­ло все­це­ло по­гло­ще­но Би­кой, без­мя­теж­но гу­ля­ю­щей в на­шем, до­ста­точ­но глу­хом дво­ре. Про­гул­ка про­хо­ди­ла нор­маль­но, слов­но по рас­пи­са­нию. По­го­да сто­я­ла от­лич­ная — тёп­лая и су­хая. До­мой с ули­цы ухо­дить не хо­те­лось, но, как всег­да бы­ва­ет, мас­са не­пе­ре­де­лан­ных дел дик­ту­ет нам свои усло­вия, ме­шая в пол­ное удо­вольст­вие на­сла­дить­ся при­ро­дой.

Хо­ро­шо на­гу­ляв­шись, по­играв с ве­точ­кой и вво­лю по­бе­гав, Би­ка при­ня­лась вни­ма­тель­но на­блю­дать за круп­ным му­равь­ём, та­щив­шим в му­ра­вей­ник длин­ную со­ло­мин­ку. Она так увлек­лась, что да­же не по­мыш­ляя ему по­ме­шать в этом. Толь­ко из­ред­ка по­смат­ри­ва­ла в мою сто­ро­ну, слов­но ин­те­ре­су­ясь, по­че­му же хо­зя­ин не зо­вёт её до­мой. Она слов­но уга­ды­ва­ла мои мыс­ли, так как я в это са­мое вре­мя уже со­би­рал­ся по­до­звать её к се­бе, что­бы взять на по­во­док…

Так вот, не успел я про­из­нес­ти ко­ман­ду «Би­ка! Ко мне!», как воз­ле мо­ей со­ба­ки, вне­зап­но ока­зал­ся не­из­вест­но от­ку­да стре­ми­тель­но по­явив­шей­ся чу­жой пёс — сим­па­тич­ный жест­ко­шёрст­ный фокс­терь­ер ры­же-пёст­ро­го окра­са, как я опре­де­лил, муж­ско­го по­ла.

Су­дя по име­ю­ще­му­ся зе­лё­но­му ко­жа­но­му ошей­ни­ку с при­креп­лён­ным к не­му ре­гист­ра­ци­он­ным мед­ным же­то­ном, это бы­ла хо­зяй­ская со­ба­ка. Ко­бе­лёк вы­гля­дел иде­аль­но ухо­жен­ным, как буд­то он толь­ко что вы­шел от па­рик­ма­хе­ра. По­ве­де­ние и ма­не­ры не­зна­ком­ца го­во­ри­ли о его хо­ро­шем вос­пи­та­нии и бла­го­род­ном ха­рак­те­ре. Фокс­терь­ер про­игно­ри­ро­вал об­щеп­ри­ня­тые тра­ди­ции взрос­лых ко­бе­лей. Он бес­це­ре­мон­но не бро­сил­ся под де­ви­чий хвост Би­ки. Он лишь толь­ко слег­ка при­кос­нул­ся сво­им боль­шим чёр­ным ко­жа­ным но­си­ком-сли­вой к её кра­си­вой стри­же­ной мор­доч­ке и втя­нув не­сколь­ко раз воз­дух, сде­лал пра­виль­ный вы­вод о том, что пе­ред ним на­хо­дит­ся де­воч­ка. Вы­со­ко по­са­жен­ный ко­ро­тень­кий хвос­тик при­шель­ца стал тем­пе­ра­мент­но хо­дить из сто­ро­ны в сто­ро­ну, яв­но де­мон­ст­ри­руя ра­дость от зна­ком­ст­ва. За­тем он вдруг рез­ко от­пря­нул от Би­ки в сто­ро­ну, ши­ро­ко рас­ста­вив пе­ред­ние ко­неч­нос­ти, что озна­ча­ло при­гла­ше­ни­ем с ним по­бе­гать.

Но рез­вить­ся в кон­це про­гул­ки Би­ке, ес­тест­вен­но, уже не хо­те­лось, и она оста­лась рав­но­душ­ной к при­гла­ше­нию. Как мне по­ка­за­лось, фокс­терь­ер это от­лич­но по­нял, но всё же ре­шил по­пы­тать­ся уго­во­рить де­воч­ку. Под­стри­жен­ной и рас­чё­сан­ной бо­ро­да­той мор­доч­кой он при­нял­ся неж­но ты­кать­ся в ли­цо Би­ки. Та­кое не­обык­но­вен­но га­лант­ное, так­тич­ное по­ве­де­ние уха­жёра не за­мед­ли­ло ска­зать­ся. Хвос­тик Би­ки тут же за­хо­дил в ра­дост­ном рит­ме, и бы­ло вид­но, что со­ба­ка го­то­ва усту­пить не­зна­ком­цу и не­мно­жеч­ко по­играть с га­лант­ным и об­хо­ди­тель­ным ка­ва­ле­ром.

— Что, нра­вит­ся те­бе Би­ка? — об­ра­тил­ся я к фокс­терь­е­ру.

— Ко­неч­но! Как же та­кая не­обык­но­вен­но кра­си­вая де­воч­ка мо­жет не по­нра­вить­ся на­ше­му Тиш­ке, — услы­шал от­вет, зву­ча­щий че­ло­ве­чес­ким го­ло­сом, ис­хо­див­ший от­ку­да-то сза­ди.

От не­ожи­дан­нос­ти я обер­нул­ся. Пре­до мной сто­ял вы­со­ко­го рос­та улы­ба­ю­щий­ся се­до­вла­сый муж­чи­на лет шес­ти­де­ся­ти в до­ро­гом эле­гант­ном се­ром кос­тю­ме, бе­лой ру­баш­ке и при ве­ли­ко­леп­ней­шем шёл­ко­вом гал­сту­ке.

— Здравст­вуй­те! — ска­зал он и пер­вым по­дал мне ру­ку.

— Здравст­вуй­те! — от­ве­тил я в от­вет­ном ру­ко­по­жа­тии.

— Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, — пред­ста­вил­ся не­зна­ко­мец

— Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, — на­звал я се­бя.

— А это мой Тиш­ка, лю­би­тель де­во­чек и страш­ный ло­ве­лас, — пред­ста­вил свою со­ба­ку Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, а за­тем про­дол­жил: — Шли по ули­це Уси­е­ви­ча…. Тиш­ка шёл спо­кой­но ря­дом, без по­вод­ка. Вдруг он ни с то­го не с се­го слов­но с це­пи со­рвал­ся… Еле успел за­ме­тить, в ка­кую сто­ро­ну по­мчал­ся не­год­ник…

— С маль­чи­ка­ми это час­тень­ко бы­ва­ет — от­ме­тил я.

— Но он же, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, так, сло­мя го­ло­ву, с пыл­кой ду­шой, не ко всем де­воч­кам бро­са­ет­ся. Он-то у нас да­ле­ко не юно­ша. Прав­да, и в мо­ло­дые го­ды у не­го бы­ва­ли слу­чаи, ког­да из охот­ничь­е­го клу­ба при­шлют ему теч­ную су­ку на вяз­ку, а Тиш­ка ни в ка­кую крыть её не же­ла­ет… Спе­ци­а­ли­с­ты клу­ба его ос­мат­ри­ва­ли. Бо­лезнь у не­го муж­скую тог­да при­зна­ли — про­ста­тит. Я ещё не­до­уме­вал, как так — у мо­ло­дой со­ба­ки стар­чес­кая бо­лезнь? А если бы вы ви­де­ли, как Тиш­ка мо­чит­ся! Под­бе­жит к де­ре­ву, под­ни­мет ла­пу и та­кой вы­да­ёт на­пор… Если ми­мо де­ре­ва струя прой­дёт, то в дли­ну мет­ра три уж точ­но бу­дет… Но я с вра­ча­ми спо­рить не стал. По­нял, что бес­по­лез­ное это де­ло. А бук­валь­но че­рез день, на­зло этим ко­но­ва­лам, Тиш­ка по­вя­зал со­сед­скую суч­ку — пу­де­ля. Они друг друж­ку дав­но хо­ро­шо зна­ли и всег­да на про­гул­ке гу­ля­ли вмес­те. Лю­бовь у них бы­ла…

— А где же сей­час его воз­люб­лен­ная? — не­взна­чай по­ин­те­ре­со­вал­ся я.

— В Со­еди­нён­ные Шта­ты Аме­ри­ки уеха­ли на­всег­да, — от­ве­тил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич.

Тут-то мне ста­ло яс­но про Тиш­ки­ну пас­сию. Я пом­нил эту ис­то­рию, ког­да мне не­ко­то­рое вре­мя то­му на­зад при­шлось при­ни­мать ро­ды у со­сед­ско­го чёр­но­го пу­де­ля. Во­семь ще­нят тог­да на­ро­ди­лось. Од­ни из них ока­за­лись по­хо­жи­ми на пу­де­ля, дру­гие на фокс­терь­е­ров. Так, во вся­ком слу­чае, они вы­гля­де­ли на тре­тий день, ког­да я ку­пи­ро­вал им хвос­ти­ки.

У бу­ду­щих фок­сов хвост остав­лял­ся мною толь­ко на чет­верть от его дли­ны с тем рас­чётом, что­бы в слу­чае че­го хо­зя­и­ну мож­но бы­ло ухва­тить­ся за не­го и вы­тя­нуть из лись­ей или бар­сучь­ей но­ры свою со­ба­ку. С пу­де­ля­ми де­ло об­сто­я­ло не­сколь­ко ина­че. Та­кой хвост, как у фокс­терь­е­ра пу­де­лю со­всем ни к че­му. У не­го хвост слу­жит укра­ше­ни­ем. Осо­бен­но ког­да он ко­рот­кий и с кис­точ­кой. По­это­му у ще­нят, по­хо­жих на пу­де­ля, хвос­тик мною остав­лял­ся со­глас­но дейст­ву­ю­ще­му стан­дар­ту на эту по­ро­ду.

Пом­ню, вла­дель­цы то­го пу­де­ля от слу­чив­ше­го­ся впа­ли в шо­ко­вое со­сто­я­ние. И са­мое глав­ное, они не зна­ли, что им при­дёт­ся де­лать с бу­ду­щим потом­ст­вом. Я их тог­да, как толь­ко мог, успо­ка­ивал. При­во­дил ана­ло­гич­ные при­ме­ры, ког­да шуст­рые фокс­терь­е­ры не­ожи­дан­но для вла­дель­цев в один миг вя­за­ли не толь­ко пу­де­лей, но и бо­ло­нок.

Та­ких слу­ча­ев по Моск­ве од­но вре­мя фик­си­ро­ва­лось до­ста­точ­но мно­го. И, как пра­ви­ло, все щен­ки, ро­див­ши­е­ся от та­ких не­за­пла­ни­ро­ван­ных сме­шан­ных бра­ков, по­дол­гу воз­ле ма­моч­ки не за­си­жи­ва­лись. Всег­да на­хо­ди­лось мно­го же­ла­ю­щих прос­то для ду­ши при­о­брес­ти та­ко­го оча­ро­ва­тель­но­го ще­ноч­ка. Не все лю­би­те­ли жи­вот­ных, как ока­за­лось, стра­да­ют тще­сла­ви­ем по­бед на прес­тиж­ных вы­став­ках, устра­ива­е­мых для чис­ток­ров­ных по­ро­ди­с­тых со­бак.

Обыч­но но­вым вла­дель­цам та­ко­го по­мес­но­го щен­ка я рас­ска­зы­вал ис­то­рию про сво­е­го зна­ко­мо­го — зна­ме­ни­то­го скульп­то­ра, чьё мо­ну­мен­таль­ное со­ору­же­ние кра­су­ет­ся в цент­ре сто­ли­цы. Так вот, каж­дый год он из­го­тав­ли­вал для сво­ей лю­би­мой со­ба­ки-ме­ти­са оче­ред­ную на­град­ную ме­даль, на од­ной сто­ро­не ко­то­рой изо­бра­жал про­филь её от­ца — жест­ко­шёрст­но­го фокс­терь­е­ра, а на дру­гой порт­рет ма­мы — ко­кер-спа­ни­е­ля. А мог бы за­ка­зать се­бе ка­ко­го-ни­будь ред­ко­го по­ро­дис­то­го щен­ка из ка­кой-ни­будь за­ру­беж­ной стра­ны…

Вспом­нил я ещё и то, что вла­дель­цы той са­мой не­ве­с­ты, по­вя­зан­ной Тиш­кой, мне тог­да со­об­щи­ли по сек­ре­ту, что слу­чай­но по­род­ни­лись с са­мым из­вест­ным со­вет­ским жи­во­пис­цем — на­род­ным ху­дож­ни­ком СССР, пя­ти­крат­ным ла­у­ре­атом Ста­лин­ской пре­мии или, как её по­том на­зы­ва­ли, Го­су­дар­ст­вен­ной пре­мии, ака­де­ми­ком Ака­де­мии ху­до­жеств СССР — Ефа­но­вым Ва­си­ли­ем Про­кофь­е­ви­чем. Так что мож­но бы­ло сме­ло счи­тать, что Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, хо­зя­ин при­бе­жав­ше­го к нам Тиш­ки, и есть тот са­мый ве­ли­кий Ефа­нов.

С твор­чест­вом это­го из­вест­но­го ху­дож­ни­ка я был зна­ком ещё со школь­но­го воз­рас­та. В учеб­ни­ках «Род­ной ре­чи» в пя­ти­де­ся­тые го­ды всег­да раз­ме­ща­лись порт­ре­ты Ста­ли­на, как од­но­го, так и в груп­по­вых ком­по­зи­ци­ях, вы­пол­нен­ные Ефа­но­вым. Под каж­дым ри­сун­ком или кар­ти­ной, по­ми­мо на­зва­ния, на­хо­ди­лись све­де­ния об её ав­то­ре — «Ху­дож­ник Ефа­нов В. П.».

Порт­ре­ты и порт­рет­ные ком­по­зи­ции Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча Ефа­но­ва бы­ли всег­да ма­жор­ны. Вождь и отец на­ро­дов Иосиф Ста­лин вы­гля­дел ве­ли­ча­во и тор­жест­вен­но, а лю­ди, об­ща­ю­щи­е­ся с ним, изо­бра­жа­лись без­мер­но и ска­зоч­но счаст­ли­вы­ми. Осо­бен­но мне за­пом­ни­лась кар­ти­на «Не­за­бы­ва­е­мая встре­ча», ви­сев­шая в Треть­я­ков­ской га­ле­рее. Муд­рое и доброе ли­цо вож­дя и ра­дост­ные ли­ца лю­дей вы­зва­ли у нас ощу­ще­ние, что мы то­же при­сут­ст­ву­ем на этой встре­че. Пос­ле по­се­ще­ния вы­став­ки мы, школь­ни­ки, ещё дол­гое вре­мя меч­та­ли толь­ко об од­ном — уви­деть жи­во­го Ста­ли­на, услы­шать, как нам тог­да вну­ша­ли на­ши пе­да­го­ги, его мяг­кую, добрую речь.

— Ва­си­лий Про­кофь­е­вич! А мы с ва­ми, ока­зы­ва­ет­ся, уже дав­но зна­ко­мы, — улы­ба­ясь, со­об­щил я хо­зя­и­ну Ти­хо­на.

Это я при­ни­мал тог­да ро­ды у Джуль­ет­ты и по­том ку­пи­ро­вал хвос­ти­ки у ще­нят. Мо­гу вам со­об­щить, что ко­бель­ки в по­мёте бы­ли точ­ны­ми ко­пи­я­ми Тиш­ки.

— Со­вер­шен­но вер­но, — со­гла­сил­ся со мной мас­ти­тый ху­дож­ник и про­дол­жил: — Од­но­го щен­ка взял мой ас­пи­рант. Он мне сра­зу со­об­щил, что ку­тёнок внеш­не и по всем ма­не­рам по­хо­дил на Ти­хо­на. А вы, зна­чит, и есть тот са­мый док­тор Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, ко­то­рый не раз спа­сал со­бак и ко­шек у на­ших зна­ко­мых.

— Иног­да, по­лу­ча­ет­ся, — скром­но отве­чал я.

— Вот так и бы­ва­ет, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич. Жи­вём ря­дом уже не­сколь­ко лет, а по­зна­ко­мить­ся по­бли­же нам всё ни­как не уда­ва­лось…

— Это, на­вер­ное, по­то­му, что Тиш­ка ни­чем не бо­лел, вот и не при­хо­ди­лось ему об­щать­ся с ве­те­ри­на­ра­ми, — под­дер­жал я бе­се­ду.

— Дейст­ви­тель­но. Толь­ко вот с этим, рас­ска­зан­ным вам, слу­ча­ем не­удав­шей­ся вяз­ки, ког­да ва­ши кол­ле­ги, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, при­зна­ли у Тиш­ки про­ста­тит… Прав­да, мой при­ятель, про­фес­сор Ба­ку­лев, тог­да мне объ­яс­нил, что у пя­ти­лет­не­го ко­бе­ля ни­ка­ко­го про­ста­ти­та быть не мо­жет. Он хоть и че­ло­ве­чес­кий врач, но очень опыт­ный со­ба­ко­вод. У не­го до­ма всег­да жи­ли со­ба­ки. И вас, кста­ти, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, он мне то­же как-то ре­ко­мен­до­вал…

— Ва­си­лий Про­кофь­е­вич! Вы со­вер­шен­но пра­вы, — со­гла­сил­ся я. — От­ку­да взять­ся про­ста­ти­ту у мо­ло­до­го ко­бе­ля, со­дер­жа­ще­го­ся в пре­крас­ных до­маш­них усло­ви­ях и ни ра­зу не по­бы­вав­ше­му в сы­рой, хо­лод­ной и про­моз­глой но­ре? Тиш­ки­но не­же­ла­ние спа­ри­вать­ся с не­зна­ко­мой су­кой, при­слан­ной из клу­ба, объ­яс­ня­лось прос­то — от­сут­ст­ви­ем меж­ду парт­нёра­ми люб­ви и вле­че­ния. Я об этом не раз го­во­рил на сво­их лек­ци­ях в клу­бе де­ко­ра­тив­но­го лю­би­тель­ско­го со­ба­ко­водст­ва. А вот для вы­ступ­ле­ния в охот­ничь­ем клу­бе всё ни­как вре­мя не вы­крою…

— Да вы, док­тор, пра­вы. Тиш­ка у нас в семье как че­ло­век. И так как сей­час он увлёк­ся ва­шей кра­са­ви­цей Би­кой, та­ко­го с ним дав­нень­ко не на­блю­да­лось. В по­след­ние го­ды его так силь­но ни од­на со­ба­ка не вол­но­ва­ла. Кста­ти, что это за та­кая ред­кая по­ро­да?

— Это бед­линг­тон-терь­ер.

— Да они же с Тиш­кой родст­вен­ни­ки, — в ра­дост­ном по­ры­ве всплес­нул ру­ка­ми Ва­си­лий Про­кофь­е­вич.

— Со­вер­шен­но вер­но, — отве­чал я. — Даль­ние родст­вен­ни­ки. Прав­да, у ино­стран­ных спе­ци­а­лис­тов, ис­сле­до­ва­те­лей этой по­ро­ды, за­ро­ди­лось пред­по­ло­же­ние, что в ис­кус­ст­вен­ном со­зда­нии бед­линг­тон-терь­е­ра по­участ­во­ва­ли грейхаун­ды, уип­пе­ты, ден­ди-дин­мон­ты и ещё кое-кто…

— Это, на­вер­ное, очень древ­няя по­ро­да, — пред­по­ло­жил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич.

— Да! Счи­та­ет­ся, что да­лёкие пред­ки этих со­бак жи­ли в граф­ст­ве Нор­там­бер­ленд ещё в сем­над­ца­том — во­сем­над­ца­том ве­ках, и толь­ко при­мер­но в ты­ся­ча во­семь­сот двад­ца­том го­ду не­сколь­ко осо­бей бы­ли за­ве­зе­ны в не­боль­шой шах­тёр­ский го­ро­док Бед­линг­тон, где на­шлись по­чи­та­те­ли этой по­ро­ды, ко­то­рые и на­ча­ли за­ни­мать­ся це­ле­на­прав­лен­ной се­лек­ци­он­ной ра­бо­той. Где-то в се­ре­ди­не во­сем­над­ца­то­го сто­ле­тия в Ко­ро­левст­ве Ан­глия они от­кры­ли клуб лю­би­те­лей бед­линг­тон-терь­е­ров. Но, по-ви­ди­мо­му, из-за сла­бой про­па­ган­ды этих со­бак боль­шо­го рас­прост­ра­не­ния в Аль­био­не дан­ная по­ро­да не по­лу­чи­ла.
И, как-то не по­ду­мав, до­ба­вил:

— По­че­му-то и ва­ши кол­ле­ги, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, осо­бо-то не ста­ра­лись про­па­ган­ди­ро­вать бед­линг­тон-терь­е­ров. Ни­кто ведь из ан­глий­ских ху­дож­ни­ков то­го вре­ме­ни так и не на­ри­со­вал кра­сав­ца бед­линг­то­на. Да­же зна­ме­ни­тый сэр Эд­вин Ланд­сир не со­из­во­лил сде­лать это­го…

На мною ска­зан­ное Ва­си­лий Про­кофь­е­вич вы­ра­зил не­под­дель­ное удив­ле­ние и тут же по­ин­те­ре­со­вал­ся у ме­ня о том, как я на­хо­жу кар­ти­ну упо­мя­ну­то­го мною Ланд­си­ра «Глав­ный пла­каль­щик ста­ро­го пас­ту­ха».

— По­тря­са­ю­щая! — с ви­дом зна­то­ка от­ве­тил я. — Но сэр Эд­вин Ланд­сир изоб­ра­зил у гро­ба сво­е­го умер­ше­го хо­зя­и­на, к со­жа­ле­нию, не бед­линг­то­на, а са­мую что ни на есть обыч­ную де­ре­вен­скую бес­по­род­ную со­ба­ку.

— Ни­че­го уди­ви­тель­но­го в этом нет, до­ро­гой док­тор. При­чи­ны впол­не по­нят­ны, — по­яс­нил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич. — Хо­зя­ин-то её был ведь про­с­тым и очень бед­ным пас­ту­хом. Вы вспом­ни­те всю убо­гость его жи­ли­ща: та­бу­рет, до­ща­тое крес­ло и гру­бо ско­ло­чен­ный де­шё­вый гроб…

— Дейст­ви­тель­но, вы пра­вы, — со­гла­сил­ся я с мас­ти­тым ху­дож­ни­ком, чувст­вуя свою про­маш­ку.

И что­бы как-то её за­гла­дить, ре­шил дать свой раз­вёр­ну­тый ана­лиз кар­ти­ны, пол­ностью со­гла­ша­ясь с мне­ни­ем име­ни­то­го мас­те­ра.

— Дейст­ви­тель­но, в этой пе­чаль­ной по за­дум­ке кар­ти­не, на ко­то­рой изо­бра­же­на не­под­дель­ная скорбь пре­дан­ной со­ба­ки по сво­е­му умер­ше­му хо­зя­и­ну, эк­зо­ти­чес­кий бед­линг­тон-терь­ер прос­то бы не впи­сал­ся в за­ду­ман­ный ху­дож­ни­ком сю­жет и к то­му же ока­зал­ся бы прос­то не­по­ня­тен ши­ро­кой ан­глий­ской пуб­ли­ке. Тем бо­лее что имен­но та­ким скорб­ным об­ра­зом — по­ло­жив го­лов­ку на крыш­ку хо­зяй­ско­го гро­ба, что­бы од­нов­ре­мен­но всё со­бачье тель­це ока­за­лось при­льнув­шим к де­ре­вян­но­му ящи­ку с те­лом усоп­ше­го — срав­ни­тель­но не­боль­шо­му по раз­ме­рам бед­линг­то­ну бы­ло бы прос­то не­воз­мож­но…

— Вы всё пра­виль­но ска­за­ли, — поды­то­жил об­суж­де­ние кар­ти­ны сэра Ланд­си­ра ака­де­мик Ака­де­мии ху­до­жеств Ва­си­лий Про­кофь­е­вич Ефа­нов.

И тут же по­ин­те­ре­со­вал­ся о ко­ли­чест­ве в на­шей стра­не бед­линг­то­нов и о том, есть ли у Би­ки же­них.

— Бед­линг­то­нов в СССР все­го не­сколь­ко осо­бей. На­бе­рёт­ся не боль­ше де­сят­ка. А с же­ни­ха­ми во­об­ще пло­хо. Толь­ко Чар­ли, да Ним­бус. Оба из Де­мо­кра­ти­чес­кой Рес­пуб­ли­ки Гер­ма­нии. И у ме­ня есть по­до­зре­ние, что они Би­ке при­хо­дят­ся родст­вен­ни­ка­ми. Но о же­нить­бе с ни­ми, мы, прав­да, ещё как-то и не ду­ма­ли.

— Кра­си­вые щен­ки по­лу­чат­ся у Би­ки, — меч­та­тель­но пред­по­ло­жил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич.

— Нет! Обыч­ные фокс­терь­е­ры, толь­ко тём­нень­кие. Лишь в трёх­ме­сяч­ном воз­рас­те у них на­чи­на­ют про­яв­лять­ся гор­ба­тость и дру­гие при­зна­ки овеч­ки, да и то пос­ле пер­вой стриж­ки, — разо­ча­ро­вал я его.

Гля­дя на мою со­ба­ку, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, не­под­дель­но вос­хи­щал­ся её внеш­ним ви­дом. Осо­бен­но ху­дож­ни­ку нра­вил­ся её не­обык­но­вен­но го­лу­бой цвет, а так­же неж­ная фак­ту­ра шерс­т­но­го по­кро­ва.

По­ка мы меж­ду со­бой раз­го­ва­ри­ва­ли, Тиш­ка с Би­кой уже успе­ли хо­ро­шо по­бе­гать. Фок­сик ус­та­ло ле­жал в тра­ве в те­ни кус­тов, вы­су­нув язык на всю его дли­ну, и час­то-час­то ды­шал с еле слыш­ным при­свис­том, а Би­ка как ни в чем не бы­ва­ло хо­ди­ла не­да­ле­ко от не­го и вы­ню­хи­ва­ла что-то для се­бя ин­те­рес­ное.

Как я успел от­ме­тить, Тиш­ка пос­ле не­про­дол­жи­тель­но­го бе­га с Би­кой срав­ни­тель­но дол­го при­хо­дит в нор­му, а его ды­ха­ние всё это вре­мя со­про­вож­да­ет­ся не­боль­шим по­си­не­ни­ем язы­ка, че­го у здо­ро­во­го да­же по­жи­ло­го пса быть не долж­но. Серд­це у Тиш­ки не в по­ряд­ке, по­ду­ма­лось мне.

Что­бы не на­пу­гать и не рас­стро­ить Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча, я по­пы­тал­ся ос­то­рож­но рас­спро­сить его о по­ве­де­нии и са­мо­чувст­вии Тиш­ки во вре­мя про­гу­лок на по­вод­ке, осо­бен­но при фи­зи­чес­ких на­груз­ках — при подъ­ёме по лест­ни­це до лиф­та и так да­лее…

На что Ва­си­лий Про­кофь­е­вич мне от­ве­тил, что, во-пер­вых, он очень рад на­ко­нец то со­сто­яв­ше­му­ся со мной зна­ком­ст­ву, а во-вто­рых, он ни­чуть не уди­вит­ся если у его лю­бим­ца Тиш­ки об­на­ру­жит­ся та­кая же сер­деч­ная бо­лезнь, как у не­го са­мо­го.

— Что же ка­са­ет­ся его са­мо­чувст­вия, Ти­хон ве­дёт се­бя поч­ти так же, как я, — от­ве­тил Ефа­нов с грустью в го­ло­се и до­ба­вил: — По бо­лез­ни серд­ца ме­ня, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, на­блю­да­ет ваш со­сед.

И Ва­си­лий Про­кофь­е­вич на­звал фа­ми­лию про­фес­со­ра-кон­суль­тан­та Чет­вёр­то­го Глав­но­го управ­ле­ния при Мин­здра­ве СССР, с ко­то­рым мы дейст­ви­тель­но жи­ли в од­ном до­ме.

— Я толь­ко вче­ра ве­че­ром при­ле­тел из Гол­лан­дии, а на зав­тра уже при­гла­шён в Крем­лёв­скую по­лик­ли­ни­ку, что на Сив­цев Вра­же­ке, — сни­мать элек­тро­кар­дио­грам­му бу­дут. Что-то дейст­ви­тель­но в по­след­нее вре­мя ба­рах­лит мой мо­тор. Мы с Ти­хо­ном, если так мож­но ска­зать, ро­вес­ни­ки. Учё­ные же при­рав­ни­ва­ют год жиз­ни че­ло­ве­ка к се­ми го­дам жиз­ни со­ба­ки. Мне семь­де­сят, Тиш­ке де­сять. Вот и по­лу­ча­ет­ся, семь­де­сят и семь­де­сят…

— А я бы вам дал не боль­ше шес­ти­де­ся­ти, — чест­но при­знал­ся я Ва­си­лию Про­кофь­е­ви­чу.

— Вот и в Ам­стер­да­ме, где ме­ня при­ни­ма­ли в дейст­ви­тель­ные чле­ны Гол­ланд­ской ака­де­мии ху­до­жеств, ни­кто не ве­рил, что мне уже дав­но не шесть­де­сят. А зна­е­те ли вы, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, как гол­ланд­цы ме­ня на­зва­ли?

— Ру­бен­сом, — от­ве­тил я, и для под­стра­хов­ки по­спеш­но до­ба­вил, — мне ка­жет­ся у вас с ним схо­жие ма­не­ры ис­пол­не­ния порт­ре­тов. Ост­рый пси­хо­ло­гизм, го­су­дар­ст­вен­ная зна­чи­мость изо­бра­жа­е­мо­го ли­ца, его под­чёрк­ну­тая оду­хотво­рён­ность и так да­лее…

— Мож­но ска­зать, уга­да­ли, — ве­се­ло за­сме­ял­ся Ва­си­лий Про­кофь­е­вич. И, что­бы ме­ня не то­мить, от­ве­тил: — Гол­ланд­цы ме­ня на­зва­ли Ефан Дейк!

— Дейст­ви­тель­но! — стук­нул я се­бя по лбу. — Дур­ная моя баш­ка. Ко­неч­но же, Ван Дейк, — и под­кре­пил ска­зан­ное, на­звав его зна­ме­ни­тую кар­ти­ну «Порт­рет Кар­ла I на охо­те».

И тут же на­шёл­ся, как до­пол­нить свой не со­всем точ­ный от­вет, во­вре­мя вспом­нив, что Ван Дейк яв­лял­ся уче­ни­ком ве­ли­ко­го Ру­бен­са.

Как мне по­ка­за­лось, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич ис­пы­тал удо­вольст­вие от­то­го, что по­зна­ния ве­те­ри­нар­но­го вра­ча в об­лас­ти ис­кус­ст­ва ока­за­лись не слиш­ком уж на низ­ком уров­не. А ещё, по­нял я, он, бе­се­дуя со мной, сде­лал для се­бя не­ма­ло­важ­ный вы­вод о том, что не все ве­те­ри­нар­ные вра­чи — ко­но­ва­лы.

Не­мно­го по­об­щав­шись, мы об­ме­ня­лись до­маш­ни­ми те­ле­фо­на­ми. Пер­вые циф­ры но­ме­ров у нас бы­ли оди­на­ко­вы­ми — 151, а осталь­ные че­ты­ре каж­дый из нас лег­ко за­пом­нил. Взяв со­бак на ко­рот­кие по­вод­ки, мы не­то­роп­ли­во на­пра­ви­лись к сво­им до­мам. Са­мое ин­те­рес­ное за­клю­ча­лось в том, что до­ма на­ши сто­я­ли ря­дом, а ок­на квар­тир рас­по­ла­га­лись друг на­про­тив дру­га. И если бы на­ши со­ба­ки лю­би­ли по­ла­ять, то они на­вер­ня­ка смог­ли бы пе­ре­го­ва­ри­вать­ся друг с друж­кой, то есть пе­ре­ла­ивать­ся. Но Би­ка и Тиш­ка, бу­ду­чи со­ба­ка­ми пра­виль­но вос­пи­тан­ны­ми, хо­ро­шо зна­ли о том, что их лай мо­жет вы­звать у со­се­дей не толь­ко бес­по­койст­во, но и не­до­вольст­во. Вот по­это­му они ни­ког­да в до­ме не пы­та­лись ла­ять, да­же тог­да, ког­да им, на­вер­ное, очень хо­те­лось по­го­во­рить и та­ким об­ра­зом по­об­щать­ся друг с друж­кой.

На сле­ду­ю­щий день пос­ле на­шей встре­чи мне по­зво­нил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич и по­ин­те­ре­со­вал­ся, ког­да мы с Би­кой со­би­ра­ем­ся вый­ти на про­гул­ку.

— В пять ча­сов, то есть в сем­над­цать ноль-ноль, — со­об­щил я ему.

— Мы к вам при­со­еди­ним­ся. Тиш­ка без Би­ки за­мет­но грус­тит.

— Хо­ро­шо. Бу­дем вас ждать за на­шим до­мом, на преж­нем мес­те, — на­зна­чил я сви­да­ние.

Тиш­ка в на­шем дво­ре по­явил­ся ров­но в пять. Опять вне­зап­но, вих­рем, как в пер­вый раз. Под­бе­жав к Би­ке, он стал не­ис­то­во и страст­но об­ли­зы­вать её уши и мор­доч­ку. На этот раз не за­был за­гля­нуть сво­ей под­ру­ге и под хвос­тик. Но про­де­лал он это так эле­гант­но и де­ли­кат­но, слов­но бо­ял­ся по­ка­зать­ся де­воч­ке на­ха­лом. Теч­ки у Би­ки в дан­ный мо­мент не на­блю­да­лось, и на­сту­пить она, по мо­им рас­чётам, долж­на бы­ла не ско­ро. Так что ни­ка­ко­го сек­ре­та, зо­ву­ще­го ко­бе­лей к раз­мно­же­нию, у мо­ей су­ки не вы­де­ля­лось. Но всё рав­но, ка­кая-то не­ве­до­мая си­ла влек­ла к ней Тиш­ку. Вско­ре по­явил­ся и Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, ко­то­рый тут же на­чал се­то­вать на из­ме­нив­ше­е­ся по­ве­де­ние его со­ба­ки.

— Ана­то­лий Ев­гень­е­вич! Не мо­гу по­нять, что про­ис­хо­дит с Тиш­кой. Он пло­хо стал есть. Под­хо­дит к две­рям и по­ску­ли­ва­ет — про­сит­ся на ули­цу. Я да­же вче­ра ве­че­ром его вы­вел на по­вод­ке по­гу­лять. А он под­нял лап­ку, по­ме­тил де­ре­во и сра­зу по­тя­нул к ва­ше­му до­му. Не об­на­ру­жив Би­ку, на­чал жа­лоб­но по­ску­ли­вать. Я по­смот­рел на ва­ши ок­на — свет в них не го­рел, и по­нял, что вас до­ма нет. А то бы мы с Тиш­кой за­шли к вам в гос­ти…

— Дейст­ви­тель­но. Я очень позд­но вер­нул­ся до­мой. Про­во­ди­ли слож­ную опе­ра­цию у буль­до­га — ке­са­ре­во се­че­ние. Её вла­дель­цы по­на­де­я­лись, что со­ба­ка са­мос­то­я­тель­но раз­ро­дить­ся, а она ни в ка­кую. Ан­глий­ские буль­до­ги всег­да го­то­вят вла­дель­цам ка­кие-то сюр­п­ри­зы. У них всё ина­че, чем у дру­гих по­род.

— Очень ин­те­рес­ная у вас ра­бо­та, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, — от­ме­тил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич.

Тиш­ка ра­дост­но иг­рал с Би­кой на по­лян­ке, по­рос­шей зе­лё­ной трав­кой, и, в от­ли­чие от дру­гих ко­бе­лей, по-преж­не­му ни­ка­ких пош­лых дейст­вий не про­яв­лял. Две со­бач­ки, не­смот­ря на зна­чи­тель­ную раз­ни­цу в воз­рас­те, за­бав­но иг­ра­ли, слов­но ро­вес­ни­ки. Это при том, что Тиш­ка был стар­ше Би­ки на це­лых во­семь лет. Но во вре­мя игр их воз­раст­ная раз­ни­ца со­всем не ощу­ща­лась. Мы с вос­хи­ще­ни­ем смот­ре­ли на на­ших ве­се­лив­ших­ся со­бак.

— По­слу­шай­те, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич, — об­ра­тил­ся ко мне Ва­си­лий Про­кофь­е­вич. — Со­ба­ки друг в друж­ку мо­гут влюб­лять­ся, как мы, лю­ди? Вот в этом Тиш­ки­ном де­ся­ти­лет­нем воз­рас­те — что вы, вра­чи, ду­ма­е­те об этом?

— От­че­го же нет. Ещё как! В при­ро­де же есть жи­вот­ные-од­но­лю­бы, на­при­мер, сло­ны, вол­ки. Да­же пти­цы. Пе­ли­ка­ны, на­при­мер. В на­ча­ле се­ми­де­ся­тых го­дов, я пом­ню, в Гаг­рах в семье пе­ли­ка­нов — лю­бим­цев всех от­ды­ха­ю­щих — слу­чай воз­ник пре­неп­ри­ят­ней­ший.

Сам­ке пе­ли­ка­на скор­ми­ли на обед ры­би­ну, внут­ри ко­то­рой слу­чай­но ока­зал­ся ры­бо­лов­ный крю­чок. Он вы­звал у пти­цы не толь­ко ра­не­ние ки­шеч­ни­ка, но и раз­ви­тие гной­но­го пе­ри­то­ни­та, что и ста­ло при­чи­ной её быст­рой смер­ти. Но это вы­яс­ни­лось по­том, уже при па­то­ло­го­ана­то­ми­чес­ком вскры­тии.

Так вот, са­мец, ко­то­ро­го зва­ли Да­вид, пос­ле смер­ти под­ру­ги за­грус­тил и пе­ре­стал при­ни­мать пи­щу. У не­го быст­ро та­я­ли си­лы. Вско­ре он еле пе­ре­дви­гал­ся по сво­е­му воль­е­ру. На про­гул­ку в парк вы­хо­дить не же­лал. Ка­за­лось, вот-вот он умрёт. Кто-то из пер­со­на­ла пред­ло­жил под­са­дить к пе­ли­ка­ну мо­ло­день­кую са­моч­ку в на­деж­де, что она отвле­чёт и из­ба­вит сам­ца от груст­ных мыс­лей и пе­ре­жи­ва­ний. Но их рас­чёты не оправ­да­лись… Обес­си­лен­ный Да­вид кор­шу­ном на­бро­сил­ся на юную кра­са­ви­цу, стал кле­вать её в го­ло­ву и шею. Не знаю, чем бы это де­ло за­кон­чи­лось, если бы не­вес­ту во­вре­мя не убра­ли из воль­е­ра не на шут­ку раз­бу­ше­вав­ше­го­ся вдов­ца. Так и умер Да­вид от тя­жёлой и не­из­ле­чи­мой тос­ки по сво­ей лю­би­мой и единст­вен­ной. Вра­чи ока­за­лись со­вер­шен­но бес­силь­ны в этом во­про­се… Бо­лезнь ду­ши ока­за­лась не­из­ле­чи­мой.

— Да… — мно­го­зна­чи­тель­но про­тя­нул Ва­си­лий Про­кофь­е­вич. — Для мо­е­го Тиш­ки вче­раш­няя встре­ча с Би­кой ока­за­лась не­за­бы­ва­е­мой. К со­жа­ле­нию, я не слиш­ком хо­ро­ший ани­ма­лист, а то с ог­ром­ным удо­вольст­ви­ем изоб­ра­зил бы Тиш­ку и Би­ку, рез­вя­щих­ся на по­лян­ке.

— Тог­да, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, в спис­ке ва­ших тру­дов по­яви­лась бы ещё од­на кар­ти­на под на­зва­ни­ем «Не­за­бы­ва­е­мая встре­ча», — по­шу­тил я, как мне по­ка­за­лось, не со­всем удач­но (кар­ти­на «Не­за­бы­ва­е­мая встре­ча» име­ет по­яс­не­ние: «Ру­ко­во­ди­те­ли пар­тии и пра­ви­тельст­ва в Пре­зи­ди­у­ме Все­со­юз­но­го со­ве­ща­ния жён хо­зяйст­вен­ни­ков и ин­же­нер­но-тех­ни­чес­ких ра­бот­ни­ков тя­жёлой про­мыш­лен­нос­ти в Крем­ле». — При­меч. ред.).

Од­на­ко на са­мом де­ле моя фра­за та­ко­вой не ока­за­лась. Ва­си­лий Про­кофь­е­вич мне от­ве­тил, что вот этой кар­ти­не, где изо­бра­жён влюб­лён­ный Тиш­ка на фо­не кра­са­ви­цы Би­ки дейст­ви­тель­но как не­льзя луч­ше по­до­шло бы на­зва­ние «Не­за­бы­ва­е­мая встре­ча Тиш­ки». Что ка­са­ет­ся его из­вест­но­го про­из­ве­де­ния «Не­за­бы­ва­е­мая встре­ча», то это его дань ста­лин­ской эпо­хе. И ещё, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич по­ве­дал мне ин­те­рес­ную ис­то­рию, про­изо­шед­шую с од­ной из его кар­тин, име­ю­щей от­но­ше­ние к встре­че.

Где-то сра­зу же пос­ле Ве­ли­кой Оте­чест­вен­ной вой­ны он ре­шил со­здать про­из­ве­де­ние под на­зва­ни­ем «Встре­ча». Снеж­ная мо­роз­ная зи­ма. Днём в глу­хом тём­ном ело­вом ле­су не­ожи­дан­но лоб в лоб встре­ти­лись двое — волк и че­ло­век. Волк ху­дой и го­лод­ный, още­ти­нив­ший­ся с жут­ко втя­ну­тым брю­хом и злю­щей мор­дой. Се­рая ма­то­вая шерсть ви­сит клочь­я­ми. Ске­лет ост­ры­ми рёб­ра­ми вы­пи­ра­ет из-под ко­жи…

Че­ло­век вы­гля­дит то­же не луч­ше зве­ря. Рва­ная, в клочья изо­рван­ная се­рая ши­нель. Точ­но та­кая же шап­ка не­по­нят­но­го по­кроя. Ли­цо су­ту­ло­го ху­дю­ще­го че­ло­ве­ка дав­но не­бри­то и за­рос­ло ще­ти­ной. А вы­ра­же­ние ли­ца с за­ост­рив­ши­ми­ся чер­та­ми и с вва­лив­ши­ми­ся гла­за­ми — злое-пре­злое.

Вот они — че­ло­век и зверь, — вне­зап­но и слу­чай­но встре­тив­шись в дре­му­чем зим­нем ле­су, за­сты­ли от не­ожи­дан­нос­ти. Смот­рят друг на дру­га ис­под­лобья с хищ­ной на­пря­жён­ной зло­бой и не­до­ве­ри­ем.

Ког­да ра­бо­та над по­лот­ном «Встре­ча» бы­ла за­кон­че­на, то, гля­дя на своё тво­ре­ние, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич по­ду­мал, что у цен­зо­ров на­вер­ня­ка воз­ник­нет ас­со­ци­а­ция с его ран­ней кар­ти­ной «Не­за­бы­ва­е­мая встре­ча», где ото­бра­жал­ся ве­ли­кий вождь Иосиф Ста­лин и на­род. И он пе­ре­име­но­вал кар­ти­ну — в «Хищ­ни­ки». Но и в этом слу­чае цен­зо­ры усмот­ре­ли в кар­ти­не что-то со­мни­тель­ное и кра­моль­ное. Че­ло­век на по­ля­не — кто та­ков? Фа­шист или крас­но­ар­ме­ец? В кар­ти­не это яс­но не про­чи­ты­ва­лось… Если фа­шист, то тог­да волк, — крас­но­ар­ме­ец… А если до­пус­тить, что волк — это не­мец­кий сол­дат-де­зер­тир, то в этом слу­чае крас­но­ар­ме­ец та­кой не­по­треб­ный вид иметь не дол­жен…

— Од­ним сло­вом, цен­зо­ры ре­ши­ли пе­ре­ст­ра­хо­вать­ся и кар­ти­ну, так ни­ко­му и не по­ка­зы­вая, спря­та­ли в за­пас­ник Треть­я­ков­ской га­ле­реи. Так что и по сей день на­род её не уви­дел, — за­кон­чил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич рас­сказ об од­ном из сво­их про­из­ве­де­ний.

Встре­ча Тиш­ки с Би­кой ока­за­лась для фокс­терь­е­ра не толь­ко не­за­бы­ва­е­мой, но и не про­шла для его здо­ровья без­бо­лез­нен­но. В по­жи­лом со­бачь­ем воз­рас­те влю­бить­ся в кра­си­вую мо­ло­дую де­воч­ку Би­ку ока­за­лось де­лом вред­ным и до­воль­но рис­ко­ван­ным. У Ти­хо­на рез­ко уси­ли­лась одыш­ка и по­явил­ся отёк под­груд­ка. Ди­аг­ноз, по­став­лен­ный со­ба­ке, — ост­рая сер­деч­но-со­су­дис­тая не­до­ста­точ­ность, для вла­дель­цев ока­зал­ся не­уте­ши­тель­ным. Пред­по­ло­же­ния Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча оправ­да­лись. Я на­зна­чил Тиш­ке те же са­мые сер­деч­ные средст­ва, ко­то­рые при­ни­мал и его хо­зя­ин. Ле­кар­ст­ва из крем­лёв­ской ап­те­ки ока­за­ли своё ма­ги­чес­кое дейст­вие и на здо­ровье со­ба­ки. Бук­валь­но че­рез не­де­лю Ти­хо­ну ста­ло за­мет­но луч­ше: отёк про­пал, сер­деч­ная де­я­тель­ность вос­ста­но­ви­лась. Тиш­ка стал опять бодро взбе­гать по лест­ни­це, ве­ду­щей к лиф­ту, что рань­ше он сде­лать не мог. Тя­же­ло ды­ша, по­дой­дёт к сту­пень­ке и ждёт, по­ка хо­зя­ин возь­мёт его на ру­ки и от­не­сёт в ка­би­ну лиф­та. Но те­перь всё бы­ло по­за­ди. Тиш­ка опять стал игрив и ве­сел. От­дыш­ка про­па­ла. Щёки при ды­ха­нии, как во вре­мя бо­лез­ни, не раз­ду­ва­лись. Я тог­да ещё шут­ли­во ска­зал Ва­си­лию Про­кофь­е­ви­чу, что сер­деч­ная не­до­ста­точ­ность у Тиш­ки на­сту­пи­ла не от без­мер­ной и неж­ной люб­ви к Би­ке, как счи­тал он, а от­то­го, что со­ба­ка до­га­да­лась о том, что её хо­зя­ин ве­те­ри­нар­ный врач. Вот Тиш­ка и ре­шил за­бо­леть, с тай­ной на­деж­дой, что его по­ло­жат на из­ле­че­ние в ком­на­ту к его воз­люб­лен­ной. Со­ба­ки же на­ши ум­ные и на­ход­чи­вые… Осо­бен­но в со­сто­я­нии люб­ви. В слу­чае че­го пре­тво­рять­ся они уме­ют… Ар­тист МХА­Та по­за­ви­ду­ет да­же… Ва­си­лий Про­кофь­е­вич с мо­ей шут­кой пол­ностью со­гла­сил­ся.

По­том в на­ших встре­чах на­сту­пил не­пред­ви­ден­ный пе­ре­рыв. Би­ка и Тиш­ка не встре­ча­лись. Я был очень за­нят. С ут­ра до позд­не­го ве­че­ра при­хо­ди­лось на­пря­жён­но ра­бо­тать. А мои ред­кие по­пыт­ки до­зво­нить­ся до со­се­да ока­зы­ва­лись тщет­ны­ми. Те­ле­фон его не отве­чал. По ве­че­рам свет в квар­ти­ре не го­рел.

По про­шест­вии не­ко­то­ро­го вре­ме­ни Ва­си­лий Про­кофь­е­вич сам мне по­зво­нил и со­об­щил, что на­ка­ну­не вы­пи­сал­ся из Крем­лёв­ской боль­ни­цы.

— Что с ва­ми про­изо­шло? — спро­сил я его встре­во­же­но.

— Ни­че­го осо­бен­но­го… Сло­мал но­гу, — бодрым го­ло­сом от­ве­тил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич. — В на­сто­я­щее вре­мя всё хо­ро­шо. Гипс сня­ли, пе­ре­дви­га­юсь по квар­ти­ре с па­лоч­кой. Сей­час у ме­ня по­яви­лось мно­го сво­бод­но­го вре­ме­ни. И я ре­шил на­пи­сать порт­рет Тиш­ки­но­го спа­си­те­ля — ве­те­ри­нар­но­го вра­ча Ба­ра­но­ва Ана­то­лия Ев­гень­е­ви­ча, — про­из­нес он чёт­ко моё имя.

От та­ко­го столь не­ожи­дан­но­го для ме­ня пред­ло­же­ния, по­сту­пив­ше­го от ве­ли­ко­го мас­те­ра, при­зна­юсь чест­но, я опе­шил и рас­те­рял­ся. Но это толь­ко на ко­рот­кий мо­мент. По­бла­го­да­рив Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча за пред­ло­же­ние и про­яв­лен­ное вни­ма­ние к мо­ей скром­ной пер­со­не, я по­ин­те­ре­со­вал­ся, как се­бя чувст­ву­ет Тиш­ка и кто всё это вре­мя с ним гу­лял.

— Тиш­ка чувст­ву­ет се­бя хо­ро­шо. Всё это вре­мя, что я на­хо­дил­ся в боль­ни­це, Тиш­ка с семь­ёй жил на да­че.

— Тог­да всё яс­но, по­че­му я ни­ко­го из ва­ше­го се­мейст­ва не встре­чал на ули­це, а на те­ле­фон­ные звон­ки ни­кто не отве­чал… Пе­ре­да­вай­те всем при­вет. Я се­год­ня же обя­за­тель­но вас на­ве­щу, — по­обе­щал я Ва­си­лию Про­кофь­е­ви­чу.

Ве­че­ром это­го же дня я по­се­тил со­се­дей. Вся семья Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча на­хо­ди­лась в сбо­ре. Тиш­ка ра­дост­но на ме­ня пры­гал, слов­но мо­ло­дой пёс. Дол­го не мог уго­мо­нить­ся. То­же, ви­ди­мо, со­ску­чил­ся. Его хо­зя­ин, слег­ка при­хра­мы­вая и опи­ра­ясь на пал­ку, до­воль­но бодро хо­дил по квар­ти­ре, вре­ме­на­ми от­пус­кая шу­точ­ки по по­во­ду сво­е­го со­сто­я­ния. Суп­ру­га Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча и его тёща, на­блю­дая, как быст­ро идёт на по­прав­ку гла­ва се­мейст­ва то­же пре­бы­ва­ли в хо­ро­шем на­стро­е­нии.

Я об­сле­до­вал Тиш­ку. Пульс ока­зал­ся хо­ро­шим. Ды­ха­ние чи­с­тым — ве­зи­ку­ляр­ным. Серд­це ра­бо­та­ло нор­маль­но. Арит­мия не на­блю­да­лась.

— Всё у те­бя нор­маль­но! — со­об­щил я Ти­хо­ну. — Га­ран­ти­рую те­бе, что до­жи­вёшь до вось­ми­де­ся­ти лет…

— А нам с Тиш­кой боль­ше и не на­до, — не­ожи­дан­но для ме­ня от­ве­тил за со­ба­ку его хо­зя­ин.

Ва­си­лий Про­кофь­е­вич по сво­ей на­ту­ре был тон­ким юмо­рис­том. Но во фра­зе, про­из­не­сён­ной им уве­рен­ным то­ном, ни­ка­ко­го юмо­ра на этот раз я не уло­вил. Она про­зву­ча­ла впол­не серь­ёз­но и уве­рен­но. По­че­му он так ска­зал: «нам с Тиш­кой»? Воз­мож­но ху­дож­ник, как ни­кто дру­гой, хо­ро­шо чувст­во­вал свой ор­га­низм и пре­крас­но знал ре­зерв сво­е­го на­тру­жен­но­го серд­ца, что впо­следст­вии и под­твер­ди­лось.

Ког­да мы пи­ли чай с тор­том, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич по­ин­те­ре­со­вал­ся у ме­ня, ког­да я смо­гу на­чать ему по­зи­ро­вать. Все­го не­сколь­ко дней про­сил у ме­ня ве­ли­кий мас­тер. Но, к со­жа­ле­нию, сво­бод­но­го вре­ме­ни для этих це­лей я тог­да не мог вы­брать. У ме­ня за­вер­шал­ся на­уч­ный экс­пе­ри­мент. Каж­дый ра­бо­чий день был рас­пи­сан по ми­ну­там. К то­му же в на­ча­ле сле­ду­ю­щей не­де­ли на­ша ла­бо­ра­то­рия ожи­да­ла при­ез­да кол­лег — учё­ных из Аме­ри­ки. А на сле­ду­ю­щей за ней не­де­ле — зна­ме­ни­то­го про­фес­со­ра ве­те­ри­на­рии из Ни­дер­лан­дов, а по­том — груп­пу учё­ных из Ита­лии. На­ша со­вмест­ная меж­ду­на­род­ная про­грам­ма по ис­сле­до­ва­нию от­кры­то­го ра­нее не­из­вест­но­го ви­ру­са — воз­бу­ди­те­ля лей­ко­за круп­но­го ро­га­то­го ско­та — на­хо­ди­лась на са­мом пи­ке её вы­пол­не­ния. И ко­неч­но, это тре­бо­ва­ло уй­му вре­ме­ни.

К то­му же не се­год­ня-зав­тра из­да­тельст­во долж­но бы­ло при­слать вёрст­ку мо­ей пер­вой кни­ги. В крат­чай­ший срок мне сле­до­ва­ло её тща­тель­но вы­чи­тать, вы­пра­вить и вер­нуть в из­да­тельст­во. Толь­ко при этих усло­ви­ях она мог­ла стро­го по гра­фи­ку ока­зать­ся в ти­по­гра­фии и на пол­ках книж­ных ма­га­зи­нов, где её с не­тер­пе­ни­ем ожи­да­ла ар­мия со­ба­ко­во­дов. А ещё мои боль­ные кош­ки и со­ба­ки. Ве­те­ри­нар­ная прак­ти­ка по­гло­ща­ла те сво­бод­ные ча­сы, ко­то­рые оста­ва­лись не­ис­поль­зо­ван­ны­ми от двад­ца­ти че­ты­рёх ча­сов. А сверх это­го в сут­ках, к со­жа­ле­нию, я не мог изыс­кать ни од­ной сво­бод­ной ми­ну­ты. Каж­дый день мне при­хо­ди­лось в во­семь ча­сов ут­ра уез­жать из до­ма, а воз­вра­щал­ся я толь­ко за пол­ночь. Ка­кое там по­зи­ро­ва­ние…

Что­бы не оби­жать мас­те­ра, я вы­па­лил на од­ном ды­ха­нии:

— Ва­си­лий Про­кофь­е­вич! Вот как толь­ко за­вер­шу на­уч­ный экс­пе­ри­мент, сдам кни­гу в пе­чать, на­пи­шу дис­сер­та­цию, вот тог­да об­ре­ту сво­бо­ду и пол­ностью смо­гу быть в ва­шем рас­по­ря­же­нии…

— Это вы толь­ко обе­ща­е­те, Ана­то­лий Ев­гень­е­вич. О вас хо­дит мол­ва не толь­ко как о хо­ро­шем ве­те­ри­на­ре, но и как о ве­ли­ком об­ман­щи­ке.

И с улыб­кой на ли­це он на­звал сра­зу не­сколь­ких ря­дом жи­ву­щих на­ших об­щих зна­ко­мых, ко­то­рых я дейст­ви­тель­но «об­ма­нул». К ко­му-то из них не при­шёл на день рож­де­ния, к ко­му-то на име­ни­ны их лю­би­мо­го ко­та, а к ко­му-то на юби­лей со­бачь­ей свадьбы… Хо­тя всем обе­щал, что не­пре­мен­но бу­ду. С этим спо­рить я не мог… Че­го уж там из­во­ра­чи­вать­ся и юлить. Что прав­да, то прав­да…

Но что бы не быть со­всем уж за­клей­мён­ным, мне при­шлось Ва­си­лию Про­кофь­е­ви­чу при­знать­ся в сво­ём ис­прав­ле­нии, а в до­ка­за­тельст­во это­го при­вес­ти при­мер. Де­ло за­клю­ча­лось в том, что не­ко­то­рое вре­мя на­зад в поч­то­вом ящи­ке я об­на­ру­жил кра­соч­ную от­крыт­ку, на­ри­со­ван­ную хо­зяй­кой мо­ей по­до­печ­ной со­ба­ки-двор­ня­ги по клич­ке Ша­нель. С от­крыт­ки на ме­ня смот­ре­ла улы­ба­ю­ща­я­ся оча­ро­ва­тель­ная Ша­нель, ко­то­рая дер­жа­ла в лап­ках ог­нен­ное серд­це, про­нзён­ное стре­лой. Чуть ни­же сто­я­ла да­та её рож­де­ния и ча­сы на­ча­ла ве­чер­не­го тор­жест­ва по это­му слу­чаю. При­чём в гра­фе «ад­рес» от ли­ца со­ба­ки-юби­ляр­ши пе­чат­ны­ми бук­ва­ми бы­ло ука­за­но: «Мо­е­му со­се­ду». А в гра­фе «ко­му» зна­чи­лось: «Ве­ли­ко­му об­ман­щи­ку. мо­е­му док­то­ру-спа­си­те­лю Ана­то­лию Ев­гень­е­ви­чу».

Но свою лю­би­мую Ша­нель в тот обо­зна­чен­ный день я не об­ма­нул. За­бе­жал к ней на па­ру ми­нут, бла­го жи­ла она в со­сед­нем до­ме ра­бот­ни­ков ки­не­ма­то­гра­фии. По­це­ло­вав пси­ну в её хо­лод­нень­кий ко­жа­ный но­сик и вру­чив ей по­да­рок — куп­лен­ную на Ле­нин­град­ском рын­ке те­лячью кость, я по­про­сил у неё про­ще­ния за про­ш­лое… И со­ба­ка, не от­ры­ва­ясь от са­хар­ной кос­точ­ки, про­из­не­ся «урр-р», ме­ня прос­ти­ла…

— Знаю, знаю эту ис­то­рию. Ша­нель вы дейст­ви­тель­но тог­да не об­ма­ну­ли. В тот ве­чер, бук­валь­но как толь­ко вы от неё ушли, я то­же по­се­тил юби­ляр­шу. Де­ло в том, что её хо­зяй­ка на­пи­са­ла сце­на­рий к филь­му о мо­ём твор­чест­ве и я дол­жен был его за­брать все­го на один день — про­чи­тать и дать свои за­ме­ча­ния. Дейст­ви­тель­но, вам сей­час не­ког­да рас­сла­бить­ся, — с по­ни­ма­ни­ем за­клю­чил Ва­си­лий Про­кофь­е­вич.

Что­бы уже со­всем ре­а­би­ли­ти­ро­вать се­бя в гла­зах мо­их дру­зей, мне при­шлось при­вес­ти в свою за­щи­ту ещё один важ­ный ар­гу­мент, ко­то­рый мне ка­зал­ся не­сколь­ко па­ра­док­саль­ным.

— Не знаю, как у дру­гих ве­те­ри­нар­ных вра­чей с этим об­сто­ят де­ла, но у ме­ня от­ме­ча­ет­ся ка­кая-то стран­ная за­ко­но­мер­ность — в тот день, ког­да ме­ня при­гла­ша­ют к со­ба­ке на её день рож­де­ния или к ко­ту по слу­чаю его каст­ра­ции, то, как пра­ви­ло, кто-то из мо­их па­ци­ен­тов, слов­но на­роч­но, не мо­жет са­мос­то­я­тель­но раз­ро­дить­ся, или, то­го ху­же, — от­ра­вил­ся, по­до­брав что-то на ули­це… Или силь­но по­ре­зал ла­пу на про­гул­ке и ис­те­ка­ет кровью и так да­лее… Как я мо­гу празд­но­вать, си­деть спо­кой­но, пить и есть, ког­да у ме­ня пе­ред гла­за­ми сто­ит боль­ное жи­вот­ное, нуж­да­ю­ще­е­ся в мо­ей сроч­ной по­мо­щи? А глав­ное, я обе­щал им при­ехать и по­мочь… Од­ним сло­вом, «об­ман» мо­их юби­ля­ров всег­да слу­чал­ся по ува­жи­тель­ным при­чи­нам.

Ви­дя, что со мной ка­шу не сва­ришь, Ва­си­лий Про­кофь­е­вич, на­шёл ге­ни­аль­ный и очень прос­той вы­ход из по­ло­же­ния. Он ре­шил сде­лать мне при­ят­ное, со­вер­шен­но не за­ни­мая мо­е­го вре­ме­ни. Про­сил при­во­дить к не­му мою вось­ми­лет­нюю доч­ку Во­лю, ко­то­рая и долж­на бы­ла ему по­зи­ро­вать.

Этот ва­ри­ант ме­ня впол­не устра­ивал. Тем бо­лее что тёща Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча обе­ща­ла пос­ле по­зи­ро­ва­ния Во­лю со­про­вож­дать до до­ма.

Вско­ре от Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча я по­лу­чил бес­цен­ный по­да­рок — порт­рет сво­ей до­че­ри, на об­рат­ной сто­ро­не ко­то­ро­го ав­тор сде­лал тро­га­тель­ную дар­ст­вен­ную над­пись: «Тиш­ки­но­му вра­чу Ана­то­лию Ев­гень­е­ви­чу Ба­ра­но­ву и его до­че­ри Во­леч­ке, 1976 год».

Че­рез не­сколь­ко лет пос­ле смер­ти ве­ли­ко­го мас­те­ра, ког­да в Моск­ве про­хо­ди­ла вы­став­ка «Рус­ский порт­рет из част­ных кол­лек­ций», я, не­смот­ря на прось­бы её устро­и­те­лей и их ве­со­мые га­ран­тии о пол­ной со­хран­нос­ти экс­по­на­тов, порт­рет сво­ей до­че­ри не вы­ста­вил. Зна­ме­ни­тый Ефан Дейк в ма­не­ре Ван Дей­ка в порт­ре­те мо­ей до­че­ри пе­ре­дал всё моё глу­бо­ко лич­ное и со­кро­вен­ное. Я был пол­ностью уве­рен в том, что Ва­си­лий Про­кофь­е­вич пи­сал порт­рет мо­ей до­че­ри су­гу­бо для ме­ня и для ши­ро­ко­го обо­зре­ния пуб­ли­ки он со­всем не пред­на­зна­чал­ся.

Р. S.

Ког­да моя уже взрос­лая дочь при­ез­жа­ет ко мне в гос­ти и ви­дит свой порт­рет, она добрым сло­вом вспо­ми­на­ет Ва­си­лия Про­кофь­е­ви­ча Ефа­но­ва и его ум­но­го и лас­ко­во­го Тиш­ку. И мы, пре­да­ва­ясь нос­таль­ги­чес­ко­му на­стро­е­нию, под­роб­но и во всех де­та­лях об­суж­да­ем тро­га­тель­но неж­ное вле­че­ние по­жи­ло­го фокс­терь­е­ра Ти­хо­на к на­шей мо­ло­день­кой кра­са­ви­це Би­ке. Пе­ред мо­и­ми гла­за­ми, слов­но в дет­ском филь­мо­ско­пе, мед­лен­но про­хо­дит кар­ти­на их груст­ных рас­ста­ва­ний и ра­дост­ных, неж­ных не­заб­вен­ных встреч.

При­мер этой не­обыч­ной друж­бы двух раз­но­по­лых со­ро­ди­чей по­зво­лил мне, прак­ти­ку­ю­ще­му ве­те­ри­нар­но­му вра­чу, сде­лать вы­вод о том, что и сре­ди со­бак иног­да мож­но встре­тить ин­ди­ви­ду­у­ма, об­ла­да­ю­ще­го на­сто­я­щей, по люд­ским мер­кам, осо­бой муж­ской ин­тел­ли­гент­ностью. Имен­но та­кой и об­ла­дал фокс­терь­ер Тиш­ка. По­это­му у не­го смог­ла воз­ник­нуть к Би­ке кра­си­вая, со­всем не со­бачья, пла­то­ни­чес­кая лю­бовь.